Главная » Статьи » Воспоминания ветеранов 68-го Гродненского УРа » Воспоминания строителей 68-го укрепрайона

Воспоминания Денисова И.Г.
 Денисов И.Г.
В июне 1939 года я окончил запорожскую среднюю школу №3 с «Аттестатом в золотой рамке» и первого сентября стал студентом I курса Николаевского кораблестроительного института. В тот же день собралась в Москве 4-я внеочередная сессия Верховного Совета СССР, которая приняла Закон о всеобщей воинской обязанности. По новому закону призывной возраст был снижен с прежнего 21 года до 18-19 лет. Формально этот закон меня не касался, т.к. 18 лет мне должно было исполниться только 15 ноября. Однако волей военкоматского служаки мне был объявлен приказ о возвращении на место постоянного жительства и о призыве в армию. В ожидании отправки к месту армейской службы работал в Запорожье временно сначала в школе, затем на заводе и в прокуратуре. Дважды по повесткам увольнялся, но выезд несколько раз откладывался. Отвечая на вопрос, в каком роде войск хотел бы служить, я, мечтавший стать инженером, попросился в инженерные войска. Так с марта 1940 года стал рядовым 142 отдельного строительного батальона. Прибыли в Себеж Псковской области, а затем батальон направили в Гродненский укрепрайон на новую государственную границу.
Прошагав примерно 30 км на северо-запад от Гродно, разместились сначала в казармах, а с наступлением тёплых дней 1940 года построили палаточный городок в Августовском лесу, примерно, в 1 км от советско-германской границы, проходившей по речушке Волкушанка, недалеко от границы с Литвой. В 1-2 км от лагеря в небольшой деревне Курьянке (приблизительно 20 домов) жил наш командир роты, старший лейтенант Алексеев — среднего роста, подвижный, худощавый, светлоглазый человек лет 35-ти.
Командиром взвода был старший сержант (или старшина) Горлов, имевший, кажется, до армии судимость. В то время ему было лет 30.

Командиром отделения был сержант Павел Иванович Громницкий ссылка,№13, лет  25-ти полтавчанин, до армии работавший дежурным на железнодорожной станции Карловка, также прежде судимый. Светловолосый, с утончённым красивым лицом и мощной фигурой, он умел в трудную минуту поднять дух, развеселить солдат бесконечными рассказами из своей предармейской жизни, полной авантюр и любовных приключений. В углу рта у него всегда висела огромная «сигара»-самокрутка.
В течение 1941 года взвод работал на копке котлованов, которые приходилось рыть вручную, лопатами. Батальон включился в строительство ДОТов Гродненского укрепрайона. Котлованы для ДОТов должны были иметь до 25 м в диаметре и столько же в глубину, так что объём земляных работ на каждом ДОТе составлял до трёх тысяч кубометров. Вырытую землю из котлована огромными совковыми лопатами выбрасывали на полтора метра вверх; далее работавшие на той ступеньке перебрасывали землю на вторую ступеньку и т.д. К лету 1941 года норма доходила до 12 кубометров в течение рабочей смены на одного человека.

Заместителем командира 142 отдельного строительного батальона по политчасти был старший политрук Георгий Васильевич Чикинёв (приказ,№11), высокий, худощавый, темноволосый человек лет 45, с выправкой кадрового военного, возможно подвергшийся репрессиям в 37-40-х годах. Он был одним из тех, кто дал мне в 1941 году рекомендацию в партию. Были оформлены все документы и отправлены в Укрепрайон в Гродно, где на 24 июня 1941 года на за седании партбюро было назначено утверждение моего приёма кандидатом в члены ВКП(б).
По данным картотеки учёта политсостава Красной армии, Чикинёв Г.В., 1902 года рождения, был принят в члены ВКП(б) в марте 1927 года парткомиссией 19 СД Московского военного округа. Других сведений о нём даже в Центральном партархиве не оказалось. Секретарём партийной организации был батальонный комиссар Фомичев Михаил Арсентьевич, Герой Советского Союза. Высокое звание ему было присвоено 21 марта 1940 года по окончании Советско-финской войны. В октябре 1941 года он погиб под Москвой, похоронен в Подольске.
В 1941 году я стал работать преимущественно во взводе арматурщиков. Основной инструмент — плоскогубцы, армировали фундамент, стены, простенки, перекрытия, оформленные деревянной опалубкой, затем начинались работы по бетонированию, к которым мне тоже приходилось несколько раз подключаться. Толщина внешней стены ДОТа составляла 1,52 м. Работать приходилось напряжённо, иногда по 10-12 часов, – работа, еда, сон – вот весь быт солдат. Не было никаких выходных, увольнений и т.п. Времени не оставалось даже на изучение материальной части оружия или приёмов обращения с ним, хотя в роте на 250 человек было штук пять винтовок.
В одном взводе со мной служили полтавчане Наконечный и Александр Дробаха, Петличный с Днепропетровщины, запорожец Сервуля. Все они были старше меня и без среднего образования. В своей роте я, кажется, был самым младшим красноармейцем. Многие имели до армии какие-то неприятности с законом. Будь работники запорожского горвоенкомата более чуткими, они рассказали бы мне, студенту, об этих особенностях контингента стройбатов. Увидев, что служба в инженерных войсках никоим образом инженерно не обогащает, я поступил на заочные курсы иностранных языков, получал из Ленинграда задания и после отбоя в «закутке» ротного санитара выполнял контрольные работы по немецкому языку. Санитаром роты был перед войной уроженец Днепропетровской области Николай Терещенко. С ним пришлось познакомиться, когда я получил травму руки: во время работы мне на руки упала тяжёлая металлическая конструкция.
В субботу 21 июня 1941 года поздно вечером после рабочего дня во 2-й роте 142 осб прошло отчётно-выборное комсомольское собрание. Избрали комсомольское бюро, в которое вошёл и я. После собрания ст. лейтенант Алексеев оставил членов вновь избранного бюро на поляне, где проходило собрание (между палаточным лагерем и границей). После распределения обязанностей Алексеев напомнил нам о серьёзности международной обстановки, о задачах строительства укреплений. Сделав паузу, он сказал: «Прислушайтесь…» Все замерли. Был тихий тёплый вечер, последний наш мирный вечер, и только со стороны границы доносился сдержанный рокот движущихся тяжёлых машин, который комроты принял за звуки работающих строительных механизмов. Слышен был и грохот близкой к нам бетономешалки, откуда на ДОТы поступал цементный раствор. Алексеев сказал: «Вот вам подтверждение моих слов: мы строим и на той стороне тоже строят, идёт соревнование капиталистической и социалистической систем. Мы должны в этом соревновании победить. И мы победим!».

В ночь на 22 июня на рассвете лагерь был разбужен страшным гулом, стали гореть палатки от прямого попадания в них мин и снарядов. Ребята вскочили и, ничего не понимая, какой-то миг сидели на нарах, глядя друг на друга. Услышали крики: «Строиться!» Хаотично построившись, рота быстрым шагом двинулась в сторону ближайшей деревни Курьянка. Через несколько минут палаточный лагерь был охвачен огнём. Войдя в деревню, мы увидели, что запылал дом, где жила семья командира роты. Несколько солдат побежали к дому, вернулись и по строю передали печальную весть: жена ст. лейтенанта Алексеева и его дочь-школьница погибли.


Алексеев Алексей Михайлович 22.02.1906 г.р., г.Москва. Призван из запаса в 1938 г. Кимрским ГВК, Калининская обл. Командир 2 роты 142 отдельного строительного батальона, ст.лейтенант. Адрес 22.06.1941 г.: Гродно, м.Муравино.  ссылка,№12. ссылка,№12приказ,№69. Жена Постнова Валентина Александровна г.Кимры, ул.Карла Маркса, д.77. Дочь Евгения Алексеевна. Анкета, заполненная женой от 1946 г. лицевая, оборот
Плен 16.09.1941 г. под Могилевом. шталаг IV B. Передан начальнику гестапо г.Ганновер 10.02.1945 г. ПК I лицевая, оборот. ПК III лицевая.  Погиб
02.03.1945 г. Похоронен Германия, Земля Бранденбург, Петерсхаген, Ладе. ссылка,№59.

В течение всего дня наша 2-я рота оврагами, перелесками двигалась в направлении г. Гродно. Наступления немцев на этом участке не было. Над головами всё время летели немецкие самолёты, одни на восток, другие — на запад, их было невозможно сосчитать. Слева вдалеке слышна была артиллерийская канонада. На одном из привалов получили винтовки и по десятку патронов. Когда мы к вечеру подошли к Гродно, город уже был занят немцами. Поздно вечером был дан приказ атаковать их. С криками: «Вперед! Ура-а!» рота пошла в свой первый бой. В городе было совершенно темно, нам показалось, что наши действия закончились победой — заданные позиции мы заняли. Но с рассветом 23 июня начался мощный артобстрел и прозвучал новый приказ: «Отходим!». Через несколько часов приказ: «Окопаться!», затем перестрелка и снова: «Отходим!». Ещё перестрелка, артобстрел… После этого боя какая-либо чёткая организация боевых действий отсутствовала, не было ни снабжения боеприпасами или едой, ни медицинской помощи раненым. По дороге на восток двинулись тысячи рядовых и командиров всех родов войск. Остатки 142-го строительного батальона выходили из окружения вместе с тысячами таких же неорганизованных групп всех родов войск. Некоторое время человек 10-15 из 2-й роты старались держаться возле старшего политрука Чикинёва. Сначала шли вдоль дороги, не выходя на нее, прячась под деревьями от наседавшей немецкой авиации. Но чем дальше мы уходили на восток, тем больше обочины были загромождены брошенной военной техникой, валялись разбитые обозы, вздувшиеся от жары трупы лошадей, лежали убитые. Дни стояли знойные, безветренные. Воздух был наполнен нестерпимым запахом разлагающегося мертвого тела. То и дело слышны были в колонне сумасшедшие крики: «А-а-а-а!» — схватившись за голову, кричащий бросался куда-то в сторону. Через некоторое время снова: «А-а-а-а!» — у кого-то опять не выдержали нервы. Остальные упрямо шли на восток. Безрадостная, гнетущая обстановка, легко было впасть в уныние, но не хотелось верить, что все так безнадежно. Я спросил у Чикинёва: «Товарищ старший политрук, а как же теперь будет с моим вступлением в партию?». Чикинёв ответил с твердой уверенностью: «Ничего, Денисов. Отступление — явление временное. Вот доберемся до своих, все будет нормально, станешь ты кандидатом».
Однажды над шоссе Гродно-Лида мы впервые увидели советский истребитель. С востока на запад шли два немецких бомбардировщика. Вдруг вслед за ними с востока появился «ястребок», догнал шедшего последним «немца» и очередью поразил его в правое крыло. Фашистский самолет загорелся и рухнул недалеко от шоссе. Взрыв самолета был перекрыт криками: «Ура-а!», а советский летчик тут же погнался за другим бомбардировщиком. Немец улепетывал довольно резво, но тоже был настигнут. В боку у него появилась струйка дыма, он еще некоторое время продолжал лететь на запад, но вскоре тоже упал.
Надо было видеть, какое ликование вызвал этот воздушный бой! Тысячи неорганизованных, голодных, беспорядочно бредущих по шоссе людей, готовы были тут же повторить успех летчика, отдать свою жизнь ради уничтожения врага. И случай нам вскоре представился. По колонне передали: "Шоссе преградил фашистский «десант»". Но  справа и слева непроходимые болота. Невысокий младший лейтенант взял на себя роль организатора прорыва. Не обращая внимания на присутствие старших по чину, он стал формировать отряды. Люди с готовностью ему подчинились, зашумели, воодушевились, а он зычно кричал в толпу: «Танкисты! Кто танкисты? Давай сюда!». Его поддержали: «Артиллеристы есть? Сюда-а! Пехота! А ну, шевелись!». С наступлением темноты отряды прорыва с криками «Ура-а!» пошли в атаку на заслон. Лавина огня из немецких пулеметов и минометов обрушилась на вооруженных только винтовками людей. В числе небольшой группы бойцов мне все же удалось прорваться на восток.
Еще несколько раз «окруженцы» натыкались на небольшие немецкие формирования, которые называли между собой «десантами», собирались без системы в отряды прорыва. Узнав, что Минск уже взят немцами, бойцы приняли решение — идти на северо-восток от Минска. Из окон костелов нам нередко стреляли в спину. Все эти дни мы еще шли по земле Западной Белоруссии, лишь два года тому назад присоединенной к советской территории. Солдаты говорили: «Это поляки стреляют».
Всем хотелось как можно быстрее пересечь старую границу. Выстрелы с колоколен костелов заставляли избегать населенных пунктов. Мы думали, что среди своих будет безопаснее, что люди помогут.
В одном из боев под Лидой я был ранен в нижнюю область живота. Осколок мины прошелся по касательной, вспоров мышечную ткань. Рана вскоре загноилась, т.к. я перевязал ее «грязной портянкой», в ней появились черви. Группы бойцов становились все малочисленнее. Вскоре мы остались вдвоем с ротным санитаром Николаем Терещенко. Еду добывали как придется. Однажды на рассвете вышли из леса на край деревни. Было тихо, не видно было какого-либо движения, мы решили, что опасности нет. Спросили женщину, возившуюся по хозяйству у крайней хаты: «Немцы в деревне есть?» — «Нет» — «А поесть что-нибудь найдется?» — «Найдется». Поставила на стол картошку, простоквашу и вышла. Через несколько минут в дверях хаты появились двое немцев с автоматами наготове. Я бросил взгляд на окно: там тоже стояло несколько человек с автоматами. Похоже, что женщина нас выдала. Нас постигла участь многих солдат, кого «законопослушное» население Западной Белоруссии выдавало немцам, получая за каждого «советского» по 50 дойчмарок. Всего несколько километров мы не дошли до старой советской границы… Нас отвели сначала в какой-то сарай, где уже были пленные красноармейцы, затем всю группу перегнали в соседнюю деревню, а оттуда на станцию Молодечно. Я тщательно скрывал свое ранение, так как немцы со слабыми расправлялись без жалости. Несколько раненых фашисты расстреляли по дороге до Молодечно.
Сменилось несколько лагерей, наконец, в июле я оказался в пересыльном лагере советских военнопленных близ г. Хаммерштейн (шталаг 315). Шталаг 315 располагался в восточной части немецкой провинции Померания (Prowinz Pomern), ныне это территория Польши, Кошалинское воеводство. Поляки называют эту местность — Поморье (Pomorze). Во время войны лагерь располагался недалеко от местечка с немецким названием Хаммерштейн, польское его название Чарне-коло-Щецинка. Местечко и лагерь разделял сосновый лес. На открытой местности участок площадью около 5 гектаров немцы оградили колючей проволокой, поставили сторожевые вышки. Чтоб укрыться от непогоды, а летом от палящего солнца, пленные рыли руками ямы на 2-3 человека. Кормили нас вареной брюквой, которую немцы подавали с таким видом, вроде устраивают королевское угощение. Обед: на первое — жижица из баланды, на второе — брюква. Многие болели. Никто летом не вел никакого учета прибывших, тысячи безвестных людей умирали от голода и болезней. Многие теряли разум, утрачивая человеческий облик. Не обращали внимание, что вши свисали с бровей, ушей.
Многие из спрятавшихся в ямах гибли под обвалившейся землей. Умерших на поверхности рабочие команды уносили за пределы лагеря, ямы же становились могилами.
В первые дни пребывания в лагерях на территории Восточной Пруссии я наблюдал процедуру «сортировки»: проходящие вдоль строя гитлеровцы командовали: «Руки вперед!» Те, у кого на ладонях были мозоли, оставались в строю. По мнению немцев, это были люди необразованные (неопасные для рейха), «интеллигенцию» удаляли из строя и почти на глазах у остальных расстреливали. Немцы требовали также выдать коммунистов, евреев.
Позже я прочел, что на совещании командующих всех видов вооруженных сил Гитлер произнес речь, в которой изложил свои принципы: "Война в России будет такой, которую нельзя вести по рыцарским правилам. Это будет борьба идеологий и расовых противоречий, и она будет вестись с беспрецедентной безжалостной и неутомимой жестокостью… Комиссары являются носителями идеологии, противоположной социал-национализму, поэтому комиссары должны быть ликвидированы. Немецкие солдаты, виновные в нарушении международных правовых норм… не будут наказываться". Такова была предыстория издания зловещей "Инструкции об обращении с политическими комиссарами". Однополчане (по устному «радио») передавали друг другу эпизод: в пересыльном лагере с солдатами вместе оказался политрук 4-й роты Магергут Гирш Вольфович (ссылка,№93.), которого солдаты любили и, скрыв от немцев, спасли от расправы.
Сортировали пленных и по национальному признаку. Когда такая команда прозвучала для украинцев, я сделал шаг вперед, поскольку был призван с Украины. Благодаря этому попал в рабочую команду. До марта 1943 года находился в имении Гроссвеков около Волина в Померании. Бежал, был пойман, отправлен в шталаг Старгард-Щецинский, затем в Норвегию на строительство автомобильной дороги за Северным полярным кругом. Оттуда бежал в нейтральную Швецию. В октябре 1944 года вернулся на родину. Семь месяцев находился под следствием в лагере г. Калинин. Освобожден в мае 1945 года.
Категория: Воспоминания строителей 68-го укрепрайона | Добавил: Admin (03.04.2015)
Просмотров: 1357 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ
Cайт визуально адаптирован под браузер
Mozilla Firefox скачать/download
В остальных браузерах сайт может отображаться некорректно!
(IE, Opera, Google Chrome и др.)
Рекомендуется установить дополнение uBlock, добавить

В связи с изменением адресации ресурса ОБД-мемориал большинство ссылок не работают. Проводится работа по обновлению ссылок.
Категории раздела
Воспоминания ветеранов 9 опаб [22]
Они сражались непосредственно вместе с 213 СП.
Воспоминания ветеранов 10 опаб [8]
Воспоминания самих ветеранов и родственников
Воспоминания строителей 68-го укрепрайона [14]
Основные источники
ОБД Мемориал Подвиг Народа
Друзья сайта
Песни сайта
Статистика
Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0
Форма входа