Главная » Статьи » Воспоминания ветеранов 56 СД » Воспоминания родственников ветеранов

Внучка ст.политрука Антипина А.П. (37 СП)


Поиск моего деда длиной в 73 года… Мне казалось раньше, что это страшное испытание для моей семьи, сломавшее жизнь моей любимой бабушки – жены офицера – предателя Родины, вытолкнутой  из  привычного ей круга, выгнанной с работы, выпнутой из собственного дома,  потерявшей двух сыновей и доченьку безумной суровой архангельской зимой 1941-42  года.

Не с этого начала. Но не буду ничего местами менять. Как будет, так и будет. Всё моё детство в моей семье не было  «великих советских праздников» - Дня Победы и Дня Революции.  А учитель истории в школе твердила, что не было в России ни одной семьи, которая не была бы причастна к этим двум событиям. Но в моей семье детям твёрдо внушалось, что это не про нас. Своим я верила больше, чем учителям в школе, потому, что мои бабушка, дед, отец и мама были самыми-самыми!!! Даже сегодня я восхищаюсь тем, как они жили, как любили, как и что говорили. В своей семье я не слышала ни пошлостей, ни сплетен, не просто не понимала смысла матерных слов, но и не слышала их дома никогда (ну, не говорили в моей семье на этом языке и не мыслили такими категориями!), не имела представления о многом другом моральном мусоре, с которым позднее пришлось встретиться, который многие потом пытались оправдать, говоря – это жизнь!  Неправда, не это настоящая жизнь.

Да, отвлеклась от «великих праздников». В 1988 году оставалось два года до окончания мной исторического факультета, можно было заменить 2 госэкзамена дипломной работой, и я решилась. В это же время на Севере начала активно действовать организация «Мемориал», защищающая жертв политических репрессии и особо интересующаяся персоналиями сталинских репрессий на Севере. Благодаря  моему научному руководителю родилась тема, и завязались дипломные отношения с Мемориалом. В ходе исследований на Севере Мемориал проводил многочисленные опросы, анкетирование жертв политических репрессий и т.д. Их анкеты оказались и в нашем  доме, т.к. тема диплома «Создание и развитие системы исправительно-трудовых  учреждений в к.20-н.30 г.» требовала наличия практической части. Поиск репрессированных вёлся медленно, информации о них не было, архивы были закрыты. Я поделилась проблемой с моими родителями, и мой отец сказал, что это совсем не сложно, что таких людей можно  найти не просто среди наших знакомых, но и в нашей семье. Например, дед и бабушка. Это было первое моё потрясение.

 Мой дед со стороны отца (я тогда думала, что он  мой – кровный дед) – Полещук Илья Денисович родился в 1913 году в большой крестьянской семье в с.Верхний Рогачик Джанкойского района Крыма. В августе 1929 года семью раскулачили,  загрузили в вагоны для перевозки скота и (в том в чём были) отправили на Север. В ноябре 1929 года поезд прибыл на железнодорожную ветку Кочмас в Глубоковский лесопункт Плесецкого района. Сегодня её нет, т.к. на том месте космодром Плесецк. Ссыльнопереселенцы были высажены в снег и отправились перевоспитываться трудом: женщины и дети строить барак, мужиков угнали в лес. Даже сегодня трудно говорить об этом. Мать Ильи Денисовича, чтобы спасти своих младших детей, через некоторое время посадила их в проходящий мимо поезд, чтобы их, как беспризорников, поместили в детский дом. Брат Ильи  - Иван Денисович вырос в детском доме, стал офицером, погиб в войну. Илья прошёл все северные лагеря, командировки и подкомандировки от Плесецка до Ухты: шахты, лагеря, строительство железных дорог. Причём, ему не было предъявлено никакого обвинения. Общий срок нахождения в лагерях у Ильи Денисовича – 25 лет! Свой «первый» и единственный официальный срок по ст. 58-2, 58-10 ч.2 УК РСФСР он получил в 1945 году по приговору Архангельского облсуда. Приговор: 5 лет с поражением в правах на 3 года. Освободился в 1950 году в Молотовске (Северодвинск, Ягринлаг). Реабилитирован  в феврале 1961 года.

Мы с дедом много говорили тогда. Он сомневался, как я понимаю сейчас –боялся за меня и семью. Но много чего тогда в красках рассказывал. Когда-то и кому-то нужно было рассказать. Даже своим сыновьям он ничего не мог говорить долгое время. И всегда во время наших разговоров рядом была моя бабушка. Она, то сидела рядом и слушала, то просто ходила рядом с нами, но всегда молчала, никак не комментируя происходящее. Помнится, дед несколько раз говорил: «Да что мы всё обо мне! Ведь и бабушка твоя много чего может рассказать». Но та отказывалась, говорила, что не о ней сейчас речь.

Через два года, перед защитой дипломной работы и окончанием института я снова  встречалась со своими родными, мы с бабушкой пили чай, и она вдруг напомнила мне о наших  разговорах. Жалею, что мало записала тогда о том, о чём мы говорили. Моя бабушка Тамара Селивёрстовна, в 1914 году рождена была в семье польского жандармского унтер-офицера Казинского Селивёрста. В семье их в общей сложности был 21 ребёнок! Бабушка рассказала, что отца её в 30-е годы арестовали и расстреляли. А за что и почему она не знала. Бабушка подарила мне несколько разных фотографий, своих и незнакомого мне человека, заставила подписать их и велела хранить. Эти фотографии со мной кочевали почти 30 лет.

В 2010 году у нас появился интернет, и я из любопытства стала искать информацию сначала об Илье Денисовиче, потом о своей бабушке и её отце. Второе моё жизненное потрясение. Всё наконец-то начало приходить в порядок в моей голове. За 3 года мне удалось выяснить о своей семье очень многое. Козинский Селивёрст Степанович- мой прадед, арестован и расстрелян в 1938 году – контрреволюционная деятельность. Его жена, моя прабабушка Анна умерла, заболев тифом при посещении Вологдской тюрьмы, куда принесла мундир мужа. Селивёрста Степановича забирали ночью, а у мундира не были пришиты свежие подворотнички. Анна с дочерью-моей бабушкой Тамарой пешком добрались из Устюга в Вологду, но их муж и отец к тому моменту уже был расстрелян. Как вспоминала бабушка, какой-то добрый человек сказал им: «Бегите! Уходите отсюда! И из Устюга тоже бегите!». На обратном пути и выяснилось, что Анна заболела. Все члены семьи ушли из Устюга, уехали в один момент. Я смогла найти некоторые сведения только о 8 братьях и сестрах: Александра, Сергей, Павел, Тамара, Галина, Дмитрий, Наталья, Михаил. Где остальные члены семьи сегодня неизвестно. Павел работал механиком на теплоходе «Сварщик» в г.Печора, в 1954 году награжден Орденом Ленина. Сергей в годы войны попал в плен, был освобожден, перед призывом на фронт имел местом постоянного жительства печорский пароход Усть-Уса. Бабушка Тамара села на теплоход и смогла устроиться на нём на работу буфетчицей. Обосновалась в Архангельске. Вышла замуж. Родились дети. А потом война.
На фотографиях, которые мне передала бабушка в 1990 году, её первый муж Антипин Александр Петрович. Александр Петрович родился 26.12.1907 г.р. в д. Белая Гора  Емецкого района Архангельской области. Он организовывал промысловый флот в Архангельске, был первым директором Архангельского рыбозавода. Ушёл в 1939 году на советско-финскую войну, был политруком отдельного лыжного батальона 56 стрелковой дивизии, после окончания финской кампании назначен заместителем командира 1 батальона по политчасти, старшим политруком 37 стрелкового полка 56 стрелковой дивизии первого формирования. А потом он пропал без вести. Политрук! Пропавший без вести! А в 1945 ещё и фильтрационные карты его в НКВД в Архангельске появились!!!!!!! Это был конец.

Я прекрасно понимаю мою бабушку. Оставшегося единственного сына – моего папу - нужно было спасать, спасать, спасать. Он единственный выжил из её детей, она вымолила его, спасла его от голода, он не умер от дифтерии, как два его брата и сестрёнка. А для этого нужно было снова бежать! В 1938 году её семью спас Александр Петрович, который увидел Тамару на том теплоходе, на котором она бежала в Архангельск. Бывший не последним человеком в Архангельске, он прикрыл всю семью. Не знаю, как и что он сделал, чтобы девочек – Тамару и её сестёр не тронули. На Тамаре он женился. Вторую сестру Галину выдали замуж за работника НКВД. Девчонки были на редкость хороши собой, образованы, великолепно воспитаны. Но этого должно быть было мало, насколько я знаю свою любимую Родину. Что и где они подписали – не знаю, а вот карьеру свою он сломал. Не верю, что директор первого в Архангельске рыбозавода не имел бронь и должен был уйти политруком на финскую войну. А он ушёл. И пропал без вести в 1941. Девять лет моя бабушка пыталась найти работу – гнали везде, как прокаженную. Как она выжила и папу моего сберегла…

В 1950 году из Ягринлага  освобождался муж подруги моей бабушки. Он сказал своей жене, что вместе с ним выходит очень хороший парень Илья Полещук. Из лагеря выходит, а идти-то ему совсем некуда – ни дома, ни семьи, никого нет. Подруга познакомила Тамару Селивёрстовну и Илью Денисовича. С 1950 по 1990 год они были вместе. С этого момента бабушка никогда больше не работала «на Советскую власть». Реально НИКОГДА БОЛЬШЕ не работала НА СОВЕТСКУЮ ВЛАСТЬ. Вышивала гладью на зингеровской ножной машинке и продавала свои работы. Пенсию не получала. И молчала, молчала…

Мой папа до усыновления Ильёй Денисовичем был Антипиным. Дед предложил усыновление, мой папа согласился, а бабушка хоть и просила моего отца не менять фамилию, но не объяснила ему почему, а мой папа был молод. Он умер в 1993 году, так ничего и не узнав об Александре Петровиче.

Так вот, о моей любимой Родине. Отца моей бабушки реабилитировали задо-о-о-о-оооолго до её смерти. Но никто не удосужился сообщить об этом семье. Карточки фильтрационные на мужа с 1945 года в Архангельске с полки на полку перекладывались – но никто не удосужился прочесть там известное нам «передан в гестапо…»  Это сняло бы ТАКОЙ ГРУЗ !!!  с плеч моей бабушки! Никто никогда не извинился перед ней. Это так… слов не нахожу, так это горько! Плачу!

Я там на полигоне плакала. Честно признаюсь, совсем это мне не свойственно. А там много плакала. Такой дикостью повеяло, таким ужасом. Вокруг всё цветёт, птички поют, ухоженно всё… А я думать ни о чем не могла, только: «За что?!» Александр Петрович был ТАКИМ ЧЕЛОВЕКОМ! Он так много в свой недолгой жизни прошел, преодолел. Он в 7 лет остался сиротой, но не стал беспризорником, он получил образование, не сгинул после детского дома, он ВСЕГДА работал, он сделал себя человеком, пастушок-сиротка организовывал промысловый флот в Архангельске. Он был лично знаком с Сергеем Мироновичем Кировым, он стал первым директором первого рыбного завода в Архангельске. Архангельск тогда мало что представлял вообще!  И бабушку мою любил. Она его любила очень. Кушать было нечего, всё  менялось на еду, а она сберегла платье, которое он подарил ей, сумочку, брошь. И папу моего. Сколько смогла, столько и сберегла. И фотографии его. И когда я пошла землю  у расстрельной стены рассыпать, одна мысль была: «Милая моя, любимая моя бабушка, я его нашла, я его нашла». И сейчас плачу.
*
Пойду, налью себе чего-нибудь белого и сухого…
*

Когда поехали на полигон в первый же вечер, к автобусу  Витя Бураков первым примчался,  не было сил больше ждать, я спросила: «А у Вас кто там?» А он мне ответить не смог. Ты видела близко, а не в кино, как мужчина душит в себе слёзы, не может сдержаться и поэтому отворачивается? Это словами не передать, как мгновенно узнаешь в таком человеке свою боль, свои чувства. А Сергей Капустин? Невозмутимый такой! А в душе испытывающий то же самое, что и ты, но скрывающий это. У нас же парни воспитаны так, что НИКТО НЕ ДОЛЖЕН ВИДЕТЬ!!! твои страдания. Мы потом с Сергеем разговаривали, и я услышала себя в его словах: «Когда я узнал…я был ПОТРЯСЁН!!!». Вот! Это правильное определение нашему состоянию, не стресс, а ПОТРЯСЕНИЕ!!! Пусть простят нас работники Мемориала за то, что мы были недостаточно благодарны им в момент встречи, не сказали нужных добрых слов, не отведали первое угощение. Простите нас! Мы всё это видели и оценили, но нам было НЕ ДО ТОГО! Нам было нужно к расстрельной стене.

И снова я о своей Родине. Вот сейчас мы войдем на территорию полигона, знакомимся с немецкими ребятами, КОТОРЫМ НУЖНО!!! ЧТОБЫ МЫ ЗНАЛИ О СВОИХ!!!
 
Это они, а не моя Родина, подняли архивы. Они, а не моя Родина, нашли  имена и будут искать их дальше. Они, а не моя Родина,  бережно собрали останки моего деда и с почестями похоронили их. Эти ребята сейчас извиняются перед нами за весь свой народ, искренне стыдятся того, чего сами не совершали. Я спрашиваю себя, а где в такой момент моя Родина? Почему ей это безразлично? Больно. Плачу.

Как бережно отнеслись работники Мемориала к месту событий! Спасибо за отсутствие официоза и лаконичность в оформлении. Спасибо за отсутствие пафоса. Спасибо за такт и прекрасную музыку! Спасибо, наконец, за трогательную заботу – накормить вкусно, чтобы забылись грустные мысли! Это так по-русски!

Второй день – день открытия Мемориала. Почему русский ДИПЛОМАТ ведёт себя так, и говорит такое, что оскорбляет украинскую сторону? Здесь, где без разбора по национальному признаку под серой скромной плитой лежат останки черепов четырёх тысяч расстрелянных офицеров, разве нельзя хотя бы здесь быть просто ЧЕЛОВЕКОМ?
 
Стыд за своих  – чувство, которое я испытала перед Зинаидой Сергеевной и Сергеем, приехавшим в трудный для своей Родины час, чтобы почтить память своего отца и деда. Сергей постеснялся одеть военную форму, думая, что это будет «некстати», зато  «господин при должности» НЕ ПОСТЕСНЯЛСЯ.

Потом уже мы познакомимся  ближе, и стойкое ощущение– мы из одной семьи. Наши лежат здесь останками или развеянные пеплом, и мы рядом, потому что они здесь для того, чтобы мы были РЯДОМ! Да простят меня филологи! Мы знаем русские и украинские песни, у нас одна родословная, одни беды. Мы из одной семьи!

И ещё – непроходящее чувство нереальности когда-то происходящего. Ну не может это уложиться в моей голове – как могли одни, называющие себя людьми, так поступать с другими? Как человек доходит до такого изуверства, как перестаёт признавать других себе подобными? Все расстрелянные приняли мученическую смерть. У меня мысли эти в старой Пинакотеке не раз возникали между нашими «хи-хи» и «ха-ха» по поводу стрингов и «жостовских подносов». Пинакотека изобилует изображениями страданий и мучений Христа. Как символично, думается мне. Прав Булгаков, мы мало чем изменились с момента распятия. Мы такие же дикие, циничные, стоила ли Его жертва спасения тех, кто этого не ценит и бесконечно ведёт себе подобных то на крест, то в лагерь, то к расстрельной стене.
Спасибо Верене за слова: «Я каждый день работаю над собой. А это очень трудно. Но я работаю над своей толерантностью каждый день». Мне нужно понять тех, кто вёз моего деда и знал куда и зачем, кто приказывал ему раздеться догола, ждать своей участи и слушать крики умирающих, а потом убивавших и его…  Мне их как-то нужно понять. Ведь если все мы люди, то этому должно быть какое-то объяснение?! Как они дальше жили? Были ли у них дети? Что они рассказывали своим? И вообще, с таким грузом дальше можно жить? Там, на полигоне, с автоматом в руках, подчиняясь приказу, думается мне, они мало что понимали. Но потом – когда всё это заканчивалось – вечером, или через много лет, в старости, как они могли быть наедине сами с собой? Я думаю об этом постоянно. Что страшнее – умереть мучеником или жить с ЭТИМ? Может быть, все, взявшие в руки автомат и исполнившие приказ, были атеистами? А умирая, все остаются атеистами?   

В общем, мне нужно много работать над собой. Потому что  пока у меня не получается понять.

И ещё, всё, что я видела и чувствовала, мне нужно запомнить, запомнить, запомнить…
Категория: Воспоминания родственников ветеранов | Добавил: Admin (29.11.2014)
Просмотров: 911 | Рейтинг: 3.5/2
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ
Cайт визуально адаптирован под браузер
Mozilla Firefox скачать/download
В остальных браузерах сайт может отображаться некорректно!
(IE, Opera, Google Chrome и др.)
Рекомендуется установить дополнение uBlock, добавить

В связи с изменением адресации ресурса ОБД-мемориал большинство ссылок не работают. Проводится работа по обновлению ссылок.
Основные источники
ОБД Мемориал Подвиг Народа
Друзья сайта
Песни сайта
Статистика
Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0
Форма входа