Я, Барташ Ромуальда Фабиановна, родилась 07.02.1921 года, в местечке Волынцы, Витебской области в семье служащего обкома партии и матери - домохозяйки. По национальности - белоруска. До революции отец (1892 года рождения) занимался крестьянством в Дисненском районе Западной Белоруссии. После революции он работал в горкомах партии Ленинградской области в должности председателя райисполкома в г. Остров, Псков и в Валдае. С 1929 по 1932 и с 1933 по 1937 год работал инструктором в конном совхозе №18 в селе Волышево, Псковского района.

Справочно: Барташ Фабиан Иванович 04.05.1892 г.р., уроженец Виленской губернии, жил в Порховском районе, белорус, директор совхоза. Участник Первой Мировой войны 1914-1917 гг. инженерная рота, сапер (ГАНИПО. Ф. 1 "Псковский губком ВКП(б)". Оп.6. Д. 160. Л. 2-6, личное дело: личный листок, анкета Всероссийской переписи членов РКП(б), автобиография). Арестован 29 июля 1937 г., осужден комиссией НКВД и Прокуратурой СССР 2 декабря 1937 г. по ст. 58-6-11 УК РСФСР к расстрелу. Реабилитирован 02 октября 1957 г. (Псков КП-6).
В тоже время был арестован Пясковский Ромуальд Целестинович 1906 г.р., уроженец г. Казатин Киевской обл., поляк, член ВКП(б), начальник связи 168-го стрелкового полка 56 СД. Арестован 5 сентября 1937 г. Комиссией НКВД и Прокуратуры СССР 2 декабря 1937 г. приговорен по ст. 58-6-11 УК РСФСР к высшей мере наказания. Расстрелян в г. Ленинград 8 декабря 1937 г. Реабилитирован 22.02.1990 г. ЛМ-4: с. 392; Псков КП-4: с. 212.
8 декабря 1937 г., г.Ленинград - массовые расстрелы по протоколу Комиссии НКВД СССР и прокурора СССР ("антипольская" и "антинемецкая" операции) и протоколам "особой тройки" УНКВД Ленинградской обл. ( акция по Соловецкой тюрьме Особого назначения ).
Всего в тот день по официальным данным (фактически расстрелы длились 3 дня - с 8 по 10 декабря) в Ленинграде было расстреляно до 900 человек.
Вероятное место захоронения - спец объект УНКВД Левашово Ленинградской области.

Мать до революции и после революции домашняя хозяйка.
Я училась с 1928 по 1935 год училась в Волышевской семилетке. А с 1935 г. - в Порховской 10-летке, которую закончила в 1938 году.  Летом 1938 г. я сдала экстерном за Педагогическое училище в г. Пскове и была направлена на работу учительницей в Требешнецкой начальной школе Порховского района, где проработала до октября 1939 года, после чего была переброшена на работу математиком в 7-летку в г. Остров. А одновременно я заочно училась в институте имени Герцена в Ленинграде.
В конце 1940 г. я вышла замуж за лейтенанта Семёнова Н.С., служившего в 213-м СП и переехала с ним в местечко Ивье в Западной Белоруссии. С 1.1.1941 г. вместе с полком переехала в г.Гродно. 20.5.1941 г. полк находился в лагерях около м.Сопоцкино около Государственной границы, я была вместе с мужем, так как работала в полку на курсах по повышению образования среднего командного состава.
Мать и сестра 1926 г.р. в это время находились в г.Гродно и с начала Великой Отечественной войны я о них не имела никаких сведений.
С начала боевых действий с Германией, находясь непосредственно на Государственной границе, наш полк попал в окружение. У м.Гожа наш полк переправился через Неман и через леса и болота продвигался к востоку. Так как огромными соединениями дальнейшее продвижение было невозможно, по приказу командира полка майора Яковлева мы были разбиты на более мелкие группы с заданием дальнейшего продвижения к фронту. Около г.Лида наша группа была обнаружена и разгромлена немцами. Нас осталась группа в 4 человека. После одной немецкой облавы, из которой нам удалось выбраться, муж и бойцы переоделись в гражданскую одежду, документы закопали. Это было километрах в 60-ти восточнее Лиды. Из моих документов закопаны паспорт и комсомольский билет (член ВЛКСМ с 1936 г. принята Порховским комитетом комсомола).
Дойдя до м.Дисны были задержаны немцами для установления наших личностей и направлены на сельскохозяйственные работы в деревню. В мае 1943 года в этот район пришел партизанский отряд лейтенанта Бабушкина и мы ушли вместе с ними. Из этого отряда мужа и меня с ребенком вместе с отрядом Косова (Косов Семен Ефимович) отправили за железку в Партизанский район (Полоцко-Лепельскую партизанскую зону) между Полоцком, Лепелем и Ушачи. Муж был там командиром роты в отряде Скопинцева Алексея Андреевича бригады Уткина.
С февраля месяца 1944 года немцы начали блокаду против нашего района и к 1 мая партизаны были вынуждены оставить этот район. Части бригад удалось это сделать, перейдя в ночь с 1-го на 2-е мая железку, другая часть, обремененная обозами с местным населением, была окружена на пространстве 10-15 км в окружности. До 6 мая район каждый день подвергался бомбардировке и артиллерийскому обстрелу, в результате чего партизаны были разбиты на небольшие группы, которые за недостатком боеприпасов и продовольствия уже не могли оказывать сопротивления. 4 мая при обстреле был убит сын. После потери сына, в результате бессонных ночей и голода, я была так измучена, что просто не имела сил передвигаться. 6-го мая во время прочистки леса я была взята немцами в плен. В этот момент я последний раз видела мужа, которому вместе с двумя другими товарищами удалось скрыться в лесу. После этого я не имела о нем никаких сведений.
Первую ночь немцы продержали нас (группу человек 20) раздетыми в воде, потом направили в лагерь в Докшицах и оттуда в Граево, где мы проходили медицинскую комиссию для отправки на работу в немецкой индустрии. По дороге из Граево в Краков я заболела сыпным тифом и в бессознательном состоянии была помещена в одном из госпиталей г.Кракова на Прудницкой улице, где пробыла до 30.07.1944 года. После этого была отправлена в лагерь. 01.08.1944 г. в лагерь пришел доктор Хоффнер (Hoffner), которому нужна была домашняя работница. Я была рада предоставившемуся мне случаю уйти из лагеря, так как только одна мысль о работе на каком-нибудь немецком предприятии была мне уже ненавистна. 1.08.1944 г. я приехала вместе с доктором в Вену, в его семью, в которой я была принята с человеческим сочувствием, в этой семье я нахожусь до настоящего времени.
12.03.1945 г. в результате бомбардировки квартира доктора была разрушена. Доктор отправил свою семью и меня в г.Браунау на реке Инне, где находятся родственники его жены. 20.09.1945 г. я с женой доктора вернулась в Вену. Жена доктора находилась в американской зоне. После освобождения Вены войсками Красной Армии, она не имела от своего мужа никаких сообщений и была в таком отчаянном и болезненном состоянии, что я не могла оставить ее одну с детьми в таком безвыходном положении, тем более, что я была им многим обязана. Так как я знала, что доктор был антинацист и был под слежкой агентов гестапо, но жена уверена, что с ним ничего не случилось.
Моим заветным желанием было вместе с женой доктора добраться до Вены,  а в Вене до русской комендатуры, чтобы таким образом получить возможность возвращения на Родину.
Р. Барташ. 27.09.1945 г.

Дневник Семеновой-Барташ Р.Ф.

13.08.1944 г.

Попробую вспомнить свою жизнь от начала войны.
22.06.1941. Ровно в 4 часа я с Николаем (мужем) проснулись от грохота артиллерийских выстрелов. Испуганная хозяйка прибежала к нам с криком: «Война, война!».
- Не может быть! - сказал Николай и побежал в (летний палаточный–В.Б.) лагерь (своего 1-го батальона–В.Б.). Через 30 минут прискакал его вестовой. Я села на лошадь и ускакала туда же.
Немецкий самолет строчит из пулемета. Гул орудий. Пустой лагерь. Война стала реальностью.
Полк занял оборону, а я со штабом отъехали на пару километров в тыл. Впечатления первого дня незабываемы. Думалось – ошибка. Ждем помощи. Своих самолетов. Ничего. Первую ночь в лесу. Холодно, грызут комары. Трассирующие пули прорезают темноту. В первый же день ранило в ногу Гришу Цаплина  и контузило Катюшу (Яворскую–В.Б.). Пришлось мне перевязывать раненых. Впечатление такое, что полком командует капитан Царёнок, командир полка майор потерялся. Майор Третьяков остался в Гродно!

17.08.1944 г.

На 3-й день снялись с лагеря и пошли по направлению к Неману. По дороге был бой. Задержали пару немецких машин. Переправились благополучно, но оставили целую избу раненых на той стороне (Немана–В.Б.). Эта картина никогда не изгладится из моей памяти: беспомощные раненые лежат на полу так тесно, что невозможно пройти между ними. Грязные, голодные, с искалеченными телами и разбитыми сердцами. Их оставляют на произвол судьбы. Может быть, обрекают на голодную смерть? Двум или трем я сделала перевязку. Нет медикаментов. Прощайте, товарищи… Как их глаза смотрели на меня¸когда я уходила!
Война стала действительностью. А еще вспоминалось о приготовленных варениках. Мамуся моя милая, где ты осталась, что с тобой и с Элей сталось? Где вы мои бедные горюете?  Может быть уже нет вас в живых?
Вечером (24.06.1941 г.–В.Б.) обстреляли наше расположение. Пришлось двинуться дальше. Еще один бой и уже нет запаса патронов. Побросали артиллерию, зенитки, одним словом все, кроме пулеметов и винтовок. Ели уже конину. Шли день и ночь. Страшная усталость. Я еду на коне и сплю, наезжаю на бойцов и получаю за это. Но никакими силами не могу побороть сон. В одном месте разбились на группы по 700-800 человек, и пошли по азимуту. Шли по болотам, вязли иногда по пояс. Ночь, мокро и холодно. Продвигаемся очень медленно. Отчаянно грызут комары. Как Гриша Цаплин шел - понятия не имею, он шел не в нашей группе.  Ведь он был ранен в ногу.
Лейтенант Смирнов тоже ранен. Успел приехать из отпуска.
Еще когда я ехала верхом по непроходимому лесу, потеряла часы. Жалко. Была бы память от мамы.
28.06.1941 г. мы соединились. В болоте я потеряла свои туфли. Потом шла босиком по лесу. Ноги страшно болели. Капитан Царенок нашел мне маленькие сапожки, Николай (муж-В.Б.) сделал чулки из рукавов шинели. Хорошо я высматривалась (выглядела–В.Б.). Смазали ноги конским жиром - стало немного легче.
Ночью мы с боем переходили ж.д. (брали штурмом ж.д.станцию Поречье – В.Б.). Убило шофера командира полка (в д.Н.Руда–В.Б.). Такой геройский был парень! По каким местам он водил свою машину!
Боже, как все изменились за эти дни - черные, страшные, обросшие бородой! Все ругаются как черти. Только Аксельрод корректный, как всегда.
А есть хочется страшно. И спать. От выстрелов хочется отмахнуться, как от назойливой мухи. Нет абсолютно никакой связи с внешним миром, все растерялись.
30.06.1941 г. Ком(андир полка-В.Б.) разбил всех на маленькие группки, дал маршрут и директиву пробиваться к фронту - и разошлись в разные стороны. Гриша (Цаплин-В.Б.) был с нами. Георгий Взоров остался в группе штаба. Прощай, дорогой товарищ! Много веселых и грустных дней мы провели вместе. Жив ли ты? А может еще когда-нибудь встретятся наши дороги? Кто знает? (Бартош Р.Ф. дожила до наших дней и умерла несколько лет назад, но так и не узнала, что друг их семьи Г. Взоров погиб в бою в Польше всего через 2.5 месяца после того, как Р.Ф. Бартош написала эти слова в своем дневнике, будучи в Австрии-В.Б.).
Шли недалеко от Лиды. Лида горела. На другой день остановились на дневку в одном помещицком запустевшем саду. Голодные бойцы пошли в соседние деревни за продуктами. Немцы обнаружили нас и начали обстрел. Только я перевязала одного капитана, как прибежал Николай и сказал, что надо бежать, иначе нас перебьют! Мы бежали под градом пуль, вброд перешли через маленькую речку, вероятно - Гавью. Лес. Было нас человек 15. Что сталось с остальными? Где Гриша? (Цаплин–В.Б.).
Я, Николай и два пулеметчика пошли в разведку. Перешли через узкоколейку, сзади началась стрельба, - возвращаться (стало-В.Б.) не к кому. Итак, нас четверо. Карта. Компас. Три автомата и пистолет. Решено - идти на восток, к фронту. Ждем ночи в лесу. Подходим к шоссейной дороге. Вереницей, почти непрерывно, идут немецкие машины. Значит мы в тылу у немцев. Выбираем на другой стороне большой куст, так как там нет леса. Мы с Витей (один из пулеметчиков, очевидно из 1-й пулеметной роты лейтенанта Семенова-В.Б.) перебежали  первыми и ... о, ужас - вместо куста - артиллерийское орудие. К счастью для нас оставленное. Идем дальше -  разбитый самолет. Идет дождь. Мокро, противно и холодно. Еще раз переходим реку. Заходим в деревню. Не хотели пустить. Тоже боятся немцев. Уводят в лес и прячут лошадей. Немного погрелись, поели. Идем дальше. Лес. Огромная трава. Дошли до берега большой реки тоже Гавья. Остановились на день. Еще идем одну ночь. Ребята ходят на побывку в деревню. На день остановились в каких-то кустах. Дети пасли скот. Принесли нам есть. Под вечер вдруг слышим стук немецких машин и голоса. Облава!!! Отошли на 30-50 м в сторону и уселись  вчетвером вместе в кочках. Видно было не судьба. Как теперь вижу, как идет этот солдат в каске с карабином наизготовку. Не заметили. Но что перенесли в эти минуты,  трудно описать.  У всех нас остановилось в ту минуту сердце, а у Николая прибавилось в голове седых волос. После этого пошли ночью в деревню. Николай и бойцы сменили свою военную одежду на то, что им дали. Как смешно они выглядели, особенно, Николай в тех узких разодранных штанах. Документы закопали.
Жизнь кончилась, началось только существование...

---

Письмо Яворской Е.М. к Барташ Р.Ф. 09.02.1987 г.
Здравствуйте, моя дорогая, милая Ромочка. Простите, что так долго не отвечала на Ваше письмо. С моей сестрой случилась беда: в начале октября она попала в транспортную аварию из-за мерзавца пьяного пешехода. В результате сложный перелом, гипс, больница (месяц) потом дома. Она совершенно беспомощная, особенно в первый месяц, так что мы все, ее сыновья, невестки, мы с братом, как могли помогали ей. Тут уже было не до писем, да и сама чувствовала себя не лучшим образом. Дважды, и на 7-е ноября и на Новый год покупались открытки и так ничего, никому я и не написала. Многие на меня, наверное, обижаются. Постараюсь сейчас загладить свою вину, впереди такие дорогие для нас даты.
Вас, Рома, я вспомнила и то, как я у Вас была, кажется, был Жора Взоров, вашего мужа Колю Семенова я тоже помню и очень хорошо, еще по Ивье. Он ведь был в нашем 1-м батальоне, я же была назначена начальником медсанслужбы в 1-м батальоне еще с финской войны. Встречала я его и на учениях по тревоге, которые перед войной проводились неоднократно, и на стрельбище, куда я по долгу службы обязана была сопровождать бойцов, да и сама тренировалась в стрельбе из винтовки. Помню, что Коля был наделен чувством юмора, около него всегда группировались товарищи. Вообще, был очень славный, мужественный человек и командир. Бесконечно жаль, что не довелось ему дожить до Победы, увидеть Вас, которую он так горячо любил. вечная ему память, его подвигу, который он совершил во имя великой Победы.
Горько писать эти строки Вам, милая Рома, Вы уж простите меня. Последнее время я получаю немало писем от родственников погибших, спрашивают, не могу ли я пролить какую-то ясность. Но, к великому моему сожалению, ничего ободряющего им написать я не могу. Это такая мука... Вашего же мужа, моего дорогого, незабвенного однополчанина и товарища, я хорошо помню, так что мука вдвойне.
О себе периода Великой Отечественной войны писать также тяжело, заново вспоминать, а значит опять "быть на войне" - очень и очень нелегко. Ничего сколько-нибудь светлого, какого-то светлого промежутка не было. Вначале - тяжелая контузия и ранение, потом выход с боями из окружения, сначала с батальоном, потом сводными отрядами, затем, после последнего боя ночлег в лесу, внезапное появление танков, срочное рассредоточение уже по несколько человек, приказ двигаться на восток (ориентир - солнце). Мне приказали сопровождать беременную на последнем месяце жену командира нашего сводного отряда лейтенанта Панченкова (из нашего батальона). Выйти не удалось, так как по дороге она родила в местечковой больнице, а я, спустя время (вначале, вроде Вас, скиталась, выдавала короткая стрижка и сапоги, форму еще в лесу пришлось снять, по приказу, да оно, гимнастерка и белье, было все покромсано осколками) поступила в местечковую больницу. Очень мешала контузия, я плохо видела (ожог пороховыми газами) и слышала, но кое-как справлялась, больше по памяти, делала перевязки и уколы. В 1942 году удалось выйти на связь со спецгруппой разведвойск Советской армии, где я и была до 1944 года. Вообще, милая Рома,

"31.12.1940 г. Семёнов выехал из Гродно в Ивье для отправки семьи в Гродно (мать и сестру Женю), а сам поехал на курсы "Выстрел" в Москву и вернулся в Гродно 23 февраля 41 года.
15 мая я была принята в полк для преподавания математики младшему комсоставу и я с мужем выехала в лагеря за Сопоцкино, где и застала нас война".  Р.Ф. Барташ 25.10.1986 г.

Письмо Барташ Р.Ф. Бардову В.Н. 1988 г.
"Милый Вася! Ты уж извини старушенцию за редкие письма! Но вспоминаю о тебе я всегда! 24-25 мая 1988 года я ездила на встречу (ветеранов полка - В.Б.) в Сопоцкин. Поехали мы 24-го с Вещуновым П.С. Многие приехали 23-го мая: 5 человек из Ленинграда, в том числе и Володя Смирнов, Короткевич В.А., невеста лейтенанта с заставы Усова. Были: Голиков В.Е., Панов К.В., Сучков Н.С., Максименко Б.М., Боркунова Т.П. со своей дочкой - это наши.
Ничего нового о Николае я не узнала. Очень огорчена была и тем, что не было Кати Яворской.
24-го мая мы ездили к ДОТам, туда, где установлена доска Володи Яковлева. Теперь там всё благоустраивается и будет как маленький мемориал. Туда уже проложена асфальтовая дорожка.
Потом мы поехали на канал, к месту расположения лагеря 213-го СП. Конечно ничего узнать там нельзя, приходится верить Павлу Стефановичу!
Ездил с нами и Николай Михайлович Янущенко (сопоцкинский военрук-лётчик и сын первого директора школы - В.Б.). Он был на военных сборах, но его отпустили на нашу встречу - очень приветливый и заинтересованный в поиске товарищ.
После обеда мы поехали в город - мы с Володей (Смирновым) и Максименко уговорили заехать на Фолюш, были в казарме. Володя сфотографировал дом, где он жил.
Е.Т. Павловская неважно себя чувствовала, сказала, чтобы я съездила "на разведку". Я конечно уговорила ее поехать 25-го и она потом была очень довольна. 25-го мы сначала были в классах (Сопоцкинской школы - В.Б.) и рассказывали, как ЭТО было 22 июня 41-го. Потом была линейка, посвящение выпуску 10-класников. Всё это было отлично организовано. Линейка была у памятника "Живым и мёртвым бойцам и командирам 56-й СД, принявшим на себя первый удар врага в июне 41-го года, от благодарных потомков", который открыли у школы в прошлом году. Были ещё и сопоцкинские ветераны, местные власти, председатель колхоза, которому мы были обязаны материальным обеспечением встречи. После линейки была встреча с ветеранами в актовом зале.
Между выступлениями ветеранов и других, дети давали концерт, дарили нам книги и цветы, которые мы потом положили к памятнику. После обеда, бегом посмотрели школьный музей и поехали к месту переправы в Гожу. Потом - на заставу Усова. Там тоже были в музее. Эта женщина-невеста пограничника еще в прошлом году просила исправить фамилию своего жениха, которая была искажена в подписи под фотографией, так и не исправили. Она привезла его фото. Одно из них - точно такое же, как в музее, с его автографами. Теперь там новый начальник заставы обещал всё сделать. А потом мы отправились на природу на ужин, который прошёл как говорят: "в тёплой дружеской обстановке". В общем, принимали нас очень хорошо и все остались довольны, но Вещунов П.С. морально не был удовлетворён - ничего нового, но из Сопоцкино он не уезжал. Мне было очень жаль, что не было Кати. Приедешь - тогда и поговорим, - а ждали тебя. Я 23 мая звонила домой вам, а тебя нет!
Евдокия Тимофеевна передает тебе привет и наилучшие пожелания. Успехов тебе и здоровья! Крепко обнимаю
Ромуальда Фабиановна".

06.08.1988 г.
Дорогой, Вася.
С 1941 г. прошло почти полвека. И из тех 4-х месяцев (после 23.02 до начала войны), во время которых я общалась с товарищами и их женами из 213 СП, я очень мало кого помню и только самых близких друзей Николая. Ни с кем, кроме Евдокии Тимофеевны Павловской я связи не поддерживаю, так как не думаю, чтобы моя тоска кого-либо интересовала.
Снимков Николая в Сопоцкино нет, да они собираются перенести музей в другое помещение, поэтому экспозицию не меняли. Никто не пишет и Катя не отвечает. Вот только вчера получила письмо от Панова Константина Владимировича, прислал мне фото около ДОТа, так я ему благодарна.
Младшего воентехника Васильева и его жену я не помню. Кроме Кати Яворской я не видела в полку ни одной женщины в военной форме. Когда мы уходили из Августовского леса Николай действительно дал мне свою верховую лошадь, я на ней ехала и спала, и натыкалась на солдат, которые ругались на меня. Во время отступления, рано утром, кто-то из офицеров, не помню кто, позвал меня ехать с ними за хлебом в деревню, там нам все таки дали два каравая хлеба, но хлеб был с такими отрубями грубыми, что я ни до, ни после не видела. Но и этого хлеба мы до роты не донесли, - все раздали раненым, только маленький кусочек для Николая я спрятала за пазухой.
У меня было 2 или 3 занятия с командирами по алгебре и геометрии.
Воронец может быть и прав, я была сначала в юбке, светлой  кофточке и пальто, на ногах туфли на высоком каблуке. Пока отступали, туфли остались в болоте, пальто на зенитке, то ли у Георгия Взорова, то ли у Гриши Цаплина. Пожалуй, это было до боя у дороги, когда мы уходили от Сопоцкина. А волосы тогда у меня были гораздо светлее, да и очень выгорали на солнце. А вот в чем я ехала на лошади, убей, не помню, но наверное что-нибудь на мне было накинуто, так как это было ночью, а за хлебом мы ездили рано утром, так что могло быть и прохладно, а особенно когда было голодно.