"Мой отец Карлов Николай Ефимович не любил говорить о войне, и эту историю я узнал только в 1971 году, когда мне было 16 лет. Летним вечером к нам в калитку постучал незнакомец и спросил – здесь ли живет Карлов Николай? Я позвал отца. Когда он вышел во двор и увидел гостя, я опешил. Такого блеска глаз и крепких дружеских объятий я больше никогда не видел.
Они расстались в мае 1945 года после освобождения из плена и не виделись 26 лет. По-разному сложилась их судьба после войны, но годы плена и освобождение остались в их памяти навсегда.
Было застолье, в виноградной беседке, и воспоминания, воспоминания далеко за полночь. Я сидел за столом и боялся пошевелиться, вслушиваясь в их разговор, в каждое слово, зачастую произносимое с комом в горле и слезами на глазах.
Так я узнал эту историю, которую хочу рассказать в память о наших отцах, не претендуя ни на какие оценки. Это не выдуманная история, хотя и представленная через мое восприятие и понимание тех событий, порой примеряемых на себя".
Виктор Карлов.

История написана сыном как дневник, я не могу вмешаться в судьбы этих людей. Пусть так и будет...

3 мая 1945 года

Мысли как рой назойливых мух – отмахнешься на несколько секунд, а они опять в голове.
«Неужели это конец? Но так не должно быть, так не бывает. Хотя, что не бывает?»
За эти четыре страшных года понял, что все возможно и все бывает! Кто-то невидимой рукой и волей расставляет события во времени – в мгновениях, минутах, часах, днях, годах» ... И вот сейчас, все, что было за эти годы войны, плена, немой черно-белой пленкой проплывало перед глазами….

26 мая 1941 года

В петлице «кубарь» младшего лейтенанта, за плечами неполные двадцать лет, теперь у бывшего курсанта. Стоит он в строю со своими товарищами, в новенькой офицерской форме, на прогретом майским солнцем плацу. Теплый ветерок разносит сладкий запах цветущей сирени и сапожной ваксы, надраенных до блеска сапог выпускников Урюпинского военного пехотного училища.
Училище было создано всего полтора года назад. Это был первый его выпуск командиров взводов, по ускоренной программе. Страна готовилась к большой войне, и армии были нужны командиры.
С обновленной белой известью трибуны звучат слова поздравлений и напутствий. А впереди 20 дней отпуска и мысли уже о доме, о встрече с родными. Потом, после отпуска, по распределению отъезд в Белоруссию, в совсем недавно ставший советским город Гродно, на западной границе СССР. В часть нужно явиться 20 июня 1941 года.

20 июня 1941 года

Поезд законопослушно – по расписанию, оставив позади сотни километров, прибыл на железнодорожный вокзал города Гродно. Паровоз, как бы отчитываясь о проделанной работе, отдуваясь паром и свистом, замер на немноголюдном перроне. Проводница, худощавая женщина лет сорока, звонко объявила: «Станция Гродно. Служивые, на выход, стоим 20 минут».
В руке деревянный чемоданчик, на плече вещмешок, вытянув затекшее тело, младший лейтенант уверенной походкой направился к вокзальной двери с надписью «Военный комендант». Войдя, представился сидящему за столом капитану, который, сетуя на жару, обмахивался импровизированным веером из газеты, принял свободной рукой протянутые документы. Записав в журнал данные прибывшего, сказал, что предписанный младшему лейтенанту полк в настоящее время находится в летних лагерях и что машина прибудет за пополнением только через три часа – в 16-00, к очередному поезду из Минска.
«Так что свободен, но только не загуляй, лейтенант, в 16-00 быть на месте как «штык» и еще – далеко от вокзала не уходи, не спокойно у нас…» и многозначительно показал большим пальцем за спину, в сторону границы.
Выйдя на просторную, мощенную брусчаткой, привокзальную площадь, в глаза сразу бросилось самое многолюдное место – на противоположной стороне, под кронами вековых лип, пивная. За круглыми столами-стойками расположилась разношерстная публика. Сразу было видно пассажиров с багажом и местных жителей – постоянных клиентов заведения. Удержаться от соблазна - припасть к холодному напитку в такую жару - было не возможно. Младший лейтенант, не раздумывая, направился к стойке розлива, где хозяйничала пышная блондинка: «Что пан офицер желает?» - грудным бархатным голосом спросила она, одарив подошедшего белозубой улыбкой.
-Бокал пива.
-Есче сче?
-Нет, только пиво.
Со словами «Будь ласкив» - она протянула бокал. Расплатившись, расположился за свободной стойкой, с жадностью сделал несколько крупных глотков хорошо сваренного охлажденного пива, достал пачку папирос и спички, закурил. Невольно слух уловил разговор троих мужчин, расположившихся по соседству. Хотя разговор и велся на смеси трех языков - белорусском, украинском и польском - смысл его был понятен. Речь шла о провокациях на границе и к чему это может привести. Это не удивляло. Подобные разговоры велись последнее время все чаще и не только в пивных и на базарах, но и в куда более серьезных заведениях и кабинетах. Ухмыльнувшись такой осведомленности, подумал: «Ничего! Мы готовы: у нас самая сильная армия, оснащенная самым современным оружием, возглавляемая преданными и грамотными командирами. Подписанный с Германией пакт о ненападении – надежная гарантия, что войны скоро не будет».
Докурив с такими мыслями, выпил залпом остаток пива и, кивнув на прощание белокурой хозяйке, все также суетившейся за прилавком, направился к находящемуся справа тенистому скверу с выкрашенными зеленой краской скамейками, с одной целью - почитать, а возможно, и вздремнуть в прохладной тишине.
Время пролетело незаметно. Часы на здании вокзала показали без четверти четыре. На вокзальную площадь въехали две новеньких полуторки с военными номерами на бортах. «Это, наверное, за нами» - промелькнуло в голове. Из кабины первой машины ловко спрыгнул сопровождающий – старшина и направился к зданию вокзала. К двери коменданта они подошли почти одновременно. Но входить в помещение не пришлось – двери распахнулись, на встречу вышел уже знакомый капитан. Не дав старшине закончить доклад, он сразу распорядился: «Старшина, следуйте за мной, пополнение уже прибыло, 24 человека и еще вот младший лейтенант».
В конце перрона, под навесом, расположилась группа военнослужащих. Навстречу капитану поднялся и пошел их сопровождающий – лейтенант комендантской службы. Последовала команда «становись», затем перекличка. И солдаты под командой старшины направились к автомашинам. От предложения – занять место в кабине младший лейтенант отказался: «Душно, а в кузове ветерок».
Дорога до военного лагеря, где в палатках расположился полк, шла красивым лесом - вековые сосны, стройные березы в яркой листве, дубы и буки на полянах с белеющими ромашками, дружный гомон птиц и крик далекой кукушки, все это отодвинуло на второй план мысли о предстоящей службе.

21 июня 1941 года

Знакомство с полком и сослуживцами, назначение на должность командира четвертого взвода – это было вчера вечером. Сейчас 6-00 – «подъем», горнист играет утреннюю «зорю», построение и зарядка, дальше все по расписанию субботнего дня: занятия, строевая подготовка, политинформация, личное время и «отбой»…
Несмотря на усталость, сон сразу не пришел. Большой объем информации, представление и знакомство с людьми – командирами и подчиненными, новое место, все это требовалось осмыслить, разложить в голове «по полочкам». Думал-думал об этом и не заметил, как здоровый крепкий сон взял свое, младший лейтенант заснул, даже не представляя под звуки какого горниста он проснется утром.

22 июня 1941 года

Яркая вспышка – оглушительный взрыв и еще, еще… Взрывной волной сбросило с кровати, в следующий момент еще удар, в голове звон, все перевернулось, подняться не было сил.
Стихло так же неожиданно, как и началось. Только звон в ушах, скрежет песка на зубах, огонь и запах гари и еще чего-то нового - приторного. Пошевелил ногами, руками, вроде все на месте, только придавлено чем-то. Разогнул спину и выпрямил руки, встал на четвереньки, оглянулся, на ногах лежал, головой в песок, человек, крови не было, но он не дышал. Вытащил из-под него ноги, встал, земля заходила ходуном, обхватил голову руками, шатаясь, пошел на мелькавшие в рассветных сумерках и дыму фигуры. Сквозь звон в ушах становились слышны крики, команды, стоны…
Все, что осталось от полка после десятиминутного артиллерийского обстрела, – неполная сотня уцелевших, более двух сотен раненых, погибших собрали и положили у дороги. Сомнений не было – война!
Оружие было только на взвод охраны. Принято решение пешим порядком направляться в расположение штаба дивизии, в Гродно. К полудню были на месте. Город бомбила немецкая авиация. Несмотря на царившую суматоху, выполнена комплектация подразделений, выдано оружие и боекомплект. Полку была дана команда - выдвигаться в юго-западном направлении в укрепрайон и перекрыть дорогу на Минск.

29 июня 1941 года

Позади семь дней войны. Остатки полка после захлебнувшейся контратаки, под постоянными налетами авиации, обстрелами и преследованием танками, разбросанные по лесам, попали в окружение. Дороги заняты немецкими войсками, фронт не существует. Фашисты продвинулись в глубь нашей территории, но куда, на сколько километров, никто не знал. Собралось в лесу 36 человек под командованием капитана. Приняли решение выходить из окружения, двигаться на восток, разбившись на четыре группы. Идти, избегая больших дорог, ночью. Группа младшего лейтенанта - семь человек, таких же, как и он сам - 18 – 20-летних «зеленых пацанов»...
В первый день и ночь прошли, плутая по лесу и перелескам, около 30 километров. На рассвете вышли к опушке, на краю поляны - три стожка свежего сена. Выставив дозорного на противоположном краю поляны, где начиналась слегка наезженная телегами дорога, легли спать, решив после полудня пройти к деревне - разжиться продуктами, все, что было, съели еще вчера.
Поспать удалось недолго – часа полтора. Разбудил пинок кованым сапогом по ребрам, лающий хохот и крик «Ауфштейн! Русиш швайне, хенде хох!».
Это потом уже выяснилось – дозорного тоже сморил сон, а немцы зашли в деревню и с местным жителем направились за сеном для лошадей. Здесь и наткнулись на спящего часового, узнали, что он не один – в стожке еще шестеро. Вот и все «доброе утро». Под конвоем вывели к деревне, а потом на дорогу, ведущую в Гродно.
В глазах застыла нерадостная картина – от левого края горизонта дороги до правого тянулась по обочине нескончаемая вереница «нашего брата». Оборванные, раненые, голодные, с запуганными не понимающими глазами – что произошло и что будет дальше?

30 июня 1941 года

Войне неделя. Опять тот же вокзал Гродно. Над зданием красное полотнище с белым кругом и черной свастикой в центре. Из динамиков бравурная музыка. На оцепленной площади нет свободного места, все заполнено пленными красноармейцами. Команда, построение, и очередная нестройная колонна направляется к дальним железнодорожным путям, где стоят грузовые вагоны и тянутся складские строения. В них заводят и закрывают пленных.
Утром сортировка, составление списков, отдельный ангар для офицеров.
Чувство голода и особенно жажда забивают всякие мысли.

1 июля 1941 года

Ночь, ворота с лязгом распахнулись, в лицо ударил свет прожекторов, раздался лай овчарок, гортанные команды охранников. На ломаном русском команда по одному выходить и по подмостям в товарные вагоны. Створы вагона закрываются. Вся погрузка заняла не более получаса. Свист паровоза, толчок, и вот состав уже пополз на запад. В переполненном вагоне хватало места только сидеть, лежали по очереди. Голод и жажда были невыносимы.

2 июля 1941 года

Уже почти стемнело, когда состав остановился. Это была какая-то товарная станция, по периметру обнесенная забором из колючей проволоки со сторожевыми вышками и прожекторами. После переклички и дополнительной сортировки часть военнопленных погрузили в грузовики.

3 июля 1941 года

Лагерь. Санитарная обработка, и вот уже строй голодных, измученных людей в полосатой робе с нашивкой номера на груди и спине стоит, с трудом держась на ногах, на огороженной двумя рядами проволоки площадке, под прицелом часовых и несмолкаемым лаем овчарок. У каждого в глазах немой вопрос: «Жить или лучше было умереть? Что ждет, что будет с ними?». Но смерть миновала, а значит, жить…
Переводчик, видимо поляк, осипшим голосом переводит слова немецкого офицера: «Германия никого просто так кормить не будет, работать, работать на благо рейха!» - «Я, я, арбайтен, арбайтен», - подтвердил офицер. «Да-да... Работать», - молча переводим для себя... Вот и война.

Июль 1941-го – апрель 1945 года

Каторжный труд на шахтах до полного истощения. Барак смертников вповалку с трупами. Работа на полях бюргеров, которым на откорм отдавали тех, в ком еще теплилась жизнь. Но не очень-то кормили... Бережливый народ: чужим трудом пользоваться можно. Свое ни-ни... Карцеры и экзекуция за отказ записаться в РОА – русскую освободительную армию Власова. Опять рудники, стекольный завод, перевод в офицерский лагерь в австрийских Альпах.

25 апреля 1945 года

У начальника лагеря на руках уже был приказ о ликвидации пленных. Это был, наверное, единственный приказ, который он не выполнил. Вернее, не успел выполнить.

Перестрелки и штурма лагеря не было. Охрана ночью снялась, а утром пленные увидели пустые вышки, а также, что караульных нет у ворот. К лагерю подъехали два танка с белыми звездами на броне и несколько джипов с военными и полосато-звездными флагами на антеннах. Американцы! Свобода!

Слезы из глаз, которые, казалось, уже были не способны на это. Реальность, в которую разум отказывался верить. «Неужели действительно свобода? Конец аду и впереди жизнь. Жизнь, с которой на протяжении стольких лет был готов расстаться в любой момент, но выжил! Выжил наперекор всему. Остался человеком и выжил!»

2 мая 1945 года

Нужно отдать должное американцам, они обеспечили регулярный подвоз питания, медицинскую помощь, одежду и обувь. Уже через три дня на руки были выданы свидетельства, удостоверяющие личность и подтверждающие статус военнопленного. Предлагалось и остаться жить на Западе или перебраться в Штаты, давалось время на то, чтобы подумать, при этом рисовалась совсем незавидная картина – что ждет пленных в Советской России. Но когда американец услышал в ответ, что за годы плена подобных предупреждений и куда более зверских обещаний, но только от фашистов, а не союзников, услышано предостаточно, он сухо сказал: «Что же, как говорится по-русски, скатертью дорога» и уже с печалью в голосе добавил: «Тебе решать, может, ты и прав, возвращайся, а вот мне нельзя. Поклон Родине».
То, как и каким голосом это было сказано, еще больше укрепило решение – только домой, на Родину, в Россию!
Продолжать находиться в бараках лагеря было невыносимо. Дату, когда закончится оформление документов на весь лагерь и состоится официальная передача пленных в советскую зону, никто не знал. В то же время американцы не скрывали – «Хотите к своим? Нет проблем, идите через перевал – там русские войска».
Решение было принято – завтра с утра идти вчетвером.

Утро. Весеннее солнце припекает совсем по-летнему. Вдоль грунтовой дороги, ведущей к покрытой густым лесом горной цепи, яркая зелень травы с желтыми пятнами одуванчиков и синих фиалок. В кронах деревьев несмолкаемый гомон птиц. Не верится, что где-то в это время гибнут люди, смерть с бесчеловечной жестокостью продолжает собирать свою дань. Война не окончена, она только здесь отступила, это позволило людям увидеть уже забытую, но такую желанную красоту земли.

Четверо идут, задрав головы, вертят ими по сторонам и улыбаются. Улыбаются сами себе, встречным людям с узлами, повозками, тачками и с такими же усталыми, но теперь уже живыми глазами и открытыми лицами. Никому нет дела до национальности и языка – люди возвращаются домой!

Основная дорога пошла влево, вдоль небольшой речки, отделявшей ее от горного массива. Вправо, через сколоченный из бревен и настланный досками мост, начиналась совсем узкая грунтовая дорога. По ней, прямо в гору и направились бывшие военнопленные. Уже через полчаса пути дорога пошла серпантином, поднимаясь все выше и выше. Потом был такой же спуск, речка с мостом и опять вверх, к перевалу.

Только к обеду вышли на большую поляну, отсюда дорога плавно забирала вправо вниз, в долину, где уютно расположился уже видимый городок. Отдохнув и перекусив, решили дальше двигаться без остановок, чтобы успеть до сумерек, попасть в город.

Миновали поляну и только вошли в лес – неожиданно, как выстрел, «Хальт!» - заставило присесть к земле. По обе стороны, из-за деревьев выросли две фигуры в полевой маскировочной форме, в касках с автоматами наперевес.

Подталкивая в спины, повели по тропе в сторону от дороги. Метров через 500 вывели на просеку, ведущую к вырубке, где стояли четыре тентованных грузовика и самоходная бронемашина. Неподалеку расположились до пятидесяти солдат. За походным столиком, на раскладных стульях, сидели три офицера в форме СС. Пленным приказали сесть на землю. Прошло не более 10 минут, но как мучительно долги они были. Из пелены воспоминаний вырвала команда: «Встать!». К ним вместе с одним из конвойных подошел капитан. Конвойный доложил о задержанных.

«Русские? - на сносном русском спросил офицер. Откуда? Кто старший?» - взял протянутую справку из лагеря, прочитал - «Гуд, зер гуд» - и дал команду солдатам отвести пленных к полевой кухне, где только начинал разводить огонь толстый немец в очках с круглыми линзами. Двойной подбородок и очки на маленьких глазках придавали его лицу схожесть со свиным рылом. «Гуд, гуд», - сказал он, не скрывая радости о неожиданно появившейся рабочей силе. Вручив двоим ведра, отправил с солдатом за водой, а двух других - за дровами. Их понадобилось совсем не много, нужно было растопить топку, а уж потом немец подбросил в огонь прессованные торфяные брикеты. Затем последовала команда чистить картошку. В это время на просеку один за другим заехали три грузовика. Когда они остановились из кузовов, со смехом, на землю стали спрыгивать немки в военной форме. Послышался гогот и в мужской части «лагеря».

На пленных никто особого внимания не обращал. Появились коробки с сухим пайком и несколько ящиков с бутылками пива и шнапса. «Пикник» набирал обороты.

Появление уже знакомого капитана и обер-лейтенанта с двумя автоматчиками не предвещало ничего хорошего. В головах пленных было одно – «Это конец?!»

«Как дела, русские? Идете к своим? А мы к американцам, к русским нельзя – расстрел, Сибирь. Америка лучше. Войне конец. Ты откуда? - спросил капитан и ткнул пальцем в младшего лейтенанта. - Москва, Воронеж, Сталинград?» - « С Кавказа, город Пятигорск», - ответил тот, не мигая, глядя в глаза немца. «О гуд, хорошо. Я был на Кавказе, госпиталь в городе Кисловодск, красивые места, как у нас в Баварии. А ты?» - и указал на другого пленного. «Из Краснодара» - «О, тоже хорошо, Я и там был», - при этом взял из рук обер-лейтенанта бутылку шнапса и протянул ее со словами: «Как тебя зовут?» - «Николай» - «Держи, Николай. Выпейте за конец войне. Капут война, капут Гитлер, капут Германия, - и взглянул на пленных холодными, колючими глазами. Прощай, Николай!» Повернулся и указал перчаткой обер-лейтенанту в сторону леса, где метрах в двадцати начинался склон, поросший молодым березняком.

Первая мысль – все кончено, расстреляют! А, может, вцепиться в глотку офицера, и будь что будет. Удержала рука товарища, легшая на плечо. По глазам понял: «Не спеши». Обер-лейтенант с автоматчиками отошли от пленных на несколько метров. Дав команду идти, они остались на месте. Повернувшись спиной к немцам, шепчу товарищам: «Считаю до десяти, и разбегаемся в разные стороны, вниз по склону». Какие же неподъемные были эти десять секунд и десять шагов!

«Один, два, три, четыре. Нет, не стреляют. Пять, шесть. Еще немного. Семь, восемь, девять - давай!» Пригнувшись, четверо бросились в разные стороны, к спасительному склону. Дальше еще, еще… Потом, падая, переворачиваясь, покатились вниз. За спинами треск автоматной очереди поверх голов, по веткам деревьев, «прощальный салют» и хохот, хохот побежденных!

Да, даже они, солдаты самой кровавой и бесчеловечной войны, устали от смерти.

В людях умирал страшный зверь – фашизм!