Главная » Статьи » Воспоминания ветеранов 68-го Гродненского УРа » Воспоминания ветеранов 9 опаб

Воспоминания лейтенанта Ветохина В.И.

В 1939 году я окончил среднюю школу в Минске и поступил в стрелково-пулемётное училище, которое формировалось на станции Мышанка Пинской области. Через шесть месяцев училище было передислоцировано в г. Полоцк, а затем в 1940 году – в Гомель. Затем училище было переведено в г.Кирсанов Тамбовской области. В 1941 году состоялся выпуск половины курсантов, сдавших экзамены на «4» и «5». 10 июня 1941 г., нам зачитали приказ наркома обороны Тимошенко о досрочном выпуске и присвоении нам звания «лейтенант». Вторая половина осталась в Гомеле для дальнейшей учебы, а затем 18-20 июня была отправлена в г.Кирсанов. Эшелон из десяти товарных вагонов, по сорок (примерно) молодых лейтенантов в каждом, отправился из Гомеля 14 июня.
21 июня прибыли на станцию Гродно. Утречком мы высадились. Встретил нас комиссар укрепрайона, поговорил о том, что очень тревожная ситуация. К вечеру 21 июня на грузовых машинах нас развезли по частям. Я с тремя однокашниками оказался в летнем лагере артпульбата 68 УР. Когда мы приехали туда, уже под вечер, нас «раскидали» по палаткам и потом завели в клуб (временное и довольно большое деревянное здание, где помещалось человек 200), где шла картина «Светлый путь» и сказали: «Пожалуйста, кто хочет – смотрите фильм». Я был уставший, посмотрел до 10-ти часов вечера 2 части, где журавли там летят – красивые такие, этот фильм и сейчас иногда показывают, решил, что остальное досмотрю потом и пошёл туда, где мне отвели место в нераскрытой палатке. Я улёгся и вроде только что уснул, как около 2 часов или в начале 3-го часа – боевая тревога! Ну, мы вскочили сразу из палаток. Нас выстроили отдельно и разбили по четверкам: 4 – туда, 4 – сюда и т.д. И я быстренько – раз, и в первых рядах оказался и в 1-ю 4-ку попал, в 1-й ДОТ к командиру роты. А остальных послали по другим ДОТам 1-й роты, но помню я одного только со своего взвода – Холода (а двоих других – не помню).
Я попал в командный ДОТ 1-й роты 9-го опаб, был назначен командиром пулемёта. По тревоге в ДОТе оказались не только штатные бойцы, но и много других военнослужащих. Среди них были и строители. ДОТ был трёхамбразурный, в среднем отсеке стояла 45-мм пушка и пулемёт, а по сторонам – два пулемётных отсека с пулемётами «Максим». В других трёхамбразурных ДОТах стояли 76-мм орудия. Боеприпасов было мало. Наступление немцев шло левым флангом. В первый день войны я вызвался собрать ящик гранат Ф-1. Молодой солдат протирал запалы и сопровождал меня, когда я возглавил группу бойцов для доставки снарядов от опушки леса в ДОТ. При этом возле самого ДОТа нас обстреляли минами. При обстреле я был ранен в мышцы правого плеча и правого бедра. В ДОТе находился военный фельдшер, он извлек осколок из плеча. От эвакуации в медсанчасть я воздержался. 23 июня после обстрела немецкой артиллерией (прямой наводкой) ДОТ потерял боеспособность. Сначала был уничтожен перископ командира, затем орудие и пулемёт. Сохранил боеготовность только пулемёт, за которым был я. К вечеру 23-го поступила команда оставить ДОТ. После переправы через Неман я оказался в медсанчасти стрелкового полка. Там мне удалили осколок, глубоко вошедший в мышцы правого бедра, перевязали. Никакого попутного транспорта не было, никто раненых не эвакуировал. Пришлось эвакуироваться самостоятельно. Некоторое время моим попутчиком был старший лейтенант. Прошли за неделю от Немана километров семьдесят. Мой спутник решил по следам догонять свою отступающую часть. К сожалению, моя подвижность из-за раненной ноги была ограничена. Недалеко от  деревни Василишки мы расстались, я решил в деревне переночевать. На рассвете я покинул её, но вскоре меня остановил выстрел. Оказалось, немцы прочёсывали местность. Так я попал в плен. Лагерный номер я получил в St. I B около Кёнигсберга. Я скрыл свое настоящее имя и звание, записал себя как рядового Николая Лескова (по имени русского писателя). [Лесков Николай Иванович 1921 г.р., Татарская АССР, г. Казань. Плен 30.06.1941 г. Освобожден. ГА Республики Татарстан]. Находился я там очень короткое время в бараке для раненых, где проходил так называемое "лечение". В середине августа удалось перебраться в рабочую команду. С сентября работал в деревне Schonwalde в Восточной Пруссии. В 1943 г. нашу команду отправили на угольную шахту в г.Катовице. С наступлением Красной Армии нас перегнали в феврале 1945 г. в лагерь на северо-запад Германии, где в апреле я был освобожден американцами. При проверке я назвал свое настоящее имя и сообщил, что являюсь офицером. На родину я попал только в августе 1945 г.

Ветохин В.И. после освобождения
 
Беседа В.Н. БАРДОВА с В.И. ВЕТОХИНЫМ

Бардов: В какой области находится Ваше Кирсановское училище?
Ветохин: Я кончал в Гомеле это училище.
Бардов: А почему тогда оно Кирсановское?
Ветохин: Потому что получили приказ перевести его – это был 4-й перевод уже! Я начинал в Мышанке (есть такая станция в Полесье) и оно называлось Мышанское стрелково-пулемётное училище. Через полгода нас кинули в Полоцк и оно называлось Полоцкое стрелково-пулемётное училище. Там мы провели немножко больше полугода и нас – в Гомель – Гомельское стрелково-пулемётное училище. А перед самой войной – приказ перевести училище в Кирсанов и вот я – выпускник Кирсановского училища, ни разу не бывший в Кирсанове.
Ветохин: "И мой товарищ, с одного взвода (мы потом с ним встретились здесь) – Сергей Потапович Соловьёв – как раз остался учиться там, в Гомеле. И они уезжали потом, он рассказывал"…
Бардов: "В Кирсанов"?
Ветохин: "Да, в Кирсанов уехали, а нас выпустили 400 человек".
Бардов: "А какая это область"?
Ветохин: "Курская или Орловская".
Бардов: "В общем, последнее место предвоенного расположения вашего военного училища – это Кирсанов?".
Ветохин: "Да. И потом их выпустили, через месяц после начала войны, а может даже и быстрее. А наш эшелон уехал из Гомеля 14-го июня, нас посадили в эшелон, а они числа 18-20-го поехали в Кирсанов. Нам зачитали приказ наркома обороны Тимошенко о присвоении нам звания «лейтенант» и 400 с лишним человек нас в эшелон и 21 июня нас привезли в Гродно. Утречком мы высадились. Встретил нас комиссар укрепрайона, поговорил о том, что очень тревожно. Приехали мы туда (в летний лагерь 9-го опаб – В.Б.) уже под вечер в расположение этой роты (1-й роты). И клуб там был и шла картина "Светлый путь", где журавли там летят красивые такие. Я был уставший. Посмотрел 1-ю часть и решил, что остальное досмотрю потом и пошёл туда, где мне отвели место в нераскрытой палатке (вероятно, с опущенными пологами, в летних лагерях от подъема до отбоя пологи палаток поднимаются на центральную деревянную опору, - раскрываются). Я улёгся и вроде только что приуснул, как тревога! Ну, – вскочили сразу. Я быстренько – раз, и в первых рядах оказался у командира роты 1-й. Но помню я одного только со своего взвода – Холода (видимо, в училище), а двоих других – не помню".
Бардов: "А из всех остальных, которых вас привезли туда, ещё кого-нибудь помните по фамилии, кроме того, что Вы за пулемётом потом встретили"?
Ветохин: "Это был Свистильниченко".
Бардов: "Он в вашей партии был"?
Ветохин: "Он не со мной был, он не на этой машине уехал. Он ехал в свою часть. Так это ж мы одновременно приехали: одна машина – сюда пошла, а другая – в 144-й (1-й батальон 184-го СП – В.Б.) полк. Он в пехоте был – за нами стоял, вернее, сначала севернее – перед нами, между каналом и гос. Границей, а потом уже – за ДОТами. И когда я отходил в санчасть, так он мне предлагал ещё работу возле пулемёта. А я ему говорю: "А не слишком ли 2 лейтенанта на 1 пулемёт? В санчасти подлечусь, а тогда уже посмотрим, как это будет".
Бардов: "Значит, в Гродно пришёл эшелон с вами и одну машину послали в 9-й артпульбат, а вторую – в пехоту"?
Ветохин: "Не вторую! Там может быть и десятки этих машин было – 400 человек! Много машин! Я не знаю, как это было, а просто мне сказали: «В эту машину», - и я и сунулся в эту и куда меня направили, туда я и поехал".
Бардов: "А помните, когда Вы побежали к тому леску, где стояла машина со снарядами – те двое (выпускников, приехавших с ним – В.Б.) остались в ДОТе"?
Ветохин: "Не-не-не – это уже другие были. Это уже солдаты были, а солдат я не помню".
Бардов: "А что было после того, как они остались, а Вы с одним из солдат побежали к машине?".
Ветохин: "Ну, наверно, было там, наверху, известно, что снарядов-то нет. В ДОТе было заготовлено, - заранее оставлено всего по 2 коробки патронов на пулемёт! Ну, что это? Это же совсем слабо! А положено НЗ – 32 коробки! Так что начали не очень подготовленными. Поэтому специально привезли к нам боеприпасы. В полдень прибежал шофёр, сказал что привёз снаряды и мне выпало доставить в их ДОТ. Шофёр остался в ДОТе – он не пошёл, а нас четверо было. Какой-то старший лейтенант мне дал троих солдат и приказал выгрузить машину: «Доставить!». Я ответил: «Есть! Будет сделано»! И мы бегом - только выскочили. Расстояние там 70-80 метров было: тут – ДОТ, а тут вот – лесок начинался уже. И пока перебежали – он (немцы – В.Б.) уже начинает стрельбу, а у них уже всё было на прицеле. Немецкие миномёты открыли огонь. Ну, двое сразу спрятались обратно в ДОТ, я им: "Куда?". А мы в лес убежали всё-таки. Нашей пехоты рядом не было – она была в стороне, недалеко сзади. В лесу стоит машина, на опушке в конце леса и мы в 150-200 м залегли от неё. Ну и лежим мы и то тут взорвётся, то там взорвётся. И вот – мы, вдвоём только с ним остались. Когда немцы окончили стрельбу – мы залезли на машину и тут одна из мин попала в ящик со снарядами, но он не сдетонировал, слава Богу – иначе нам было бы несдобровать. А снаряды-то – 76-мм-вые! Начали искать, а под низом – наши 45-ки были (45-мм-вые снаряды для пушки в их ДОТе – В.Б.). Мы их разгрузили и я ему говорю: "Ну, видишь, дело плохо, мы на прицеле! И теперь помаленьку, не будем спешить!". И мы так переваливаем и ползём и видим: немцы - всё тихо. Потом я смотрю, горит что-то у нас возле ДОТа, такой факел большой и чёрный! Я этому командую: "Ползи прямо, а я – посмотрю". Большой начальник сказал бы: "Иди, посмотри, проверь и доложи!". А я сам полез туда и когда подполз, увидел, что стоит ведро со смолой и горит (гидроизоляцию делали). И чем тушить? Некрасиво – возле ДОТа факел такой! И что делать? Я беру песку (гимнастёрку-то жалко, а песку-то – сколько угодно!) и песку туда!... О боже! Что началось: это всё кипит, бурлит и факел стал в несколько раз больше, был просто столб огня, а стал – большущий столб! И тут немцы это как сигнал восприняли и тут уже мне не до ползков стало – тут уже бегом! Я схватил ящик и к ДОТу. А тут мина впереди разорвалась и мне в руку, и в ногу осколки. Грудь защитил ящик, но если бы туда мина попала – мы с Вами бы не разговаривали".
Бардов: "А помните, Вы говорили, что когда вас (первую 4-ку) построили, то кто-то из командиров приказал первой 4-ке бежать в 1-й ДОТ"?
Ветохин: "Ну да. Так нас проводили туда".
Бардов: "А почему Вы решили, что 1-я 4-ка пошла именно в ДОТ командира роты? Вам сказал кто-то, что это был командир роты?".
Ветохин: "Так я же был с ними 2 дня! Ну конечно,  старший лейтенант – командир роты и тут и комиссар был – старший политрук, с одной шпалой – он командовал в основном. А командира роты мы в основном и не слышали. Дали мне пулемёт: начальник пулемёта, а ещё и командир над начальником – это сразу дали.
Так вот, когда я в первых рядах оказался и в 1-ю 4-ку попал, в 1-й ДОТ к командиру роты, через 10-15 пробежки, я с ещё тремя лейтенантами прибежали в тот ДОТ. Там меня ни о чём не спрашивали (надурил нас комиссар укрепрайона, что тут тревожно) и я уставший спустился вниз (на подземный этаж – В.Б.), в подсобный отсек, где стояли деревянные нары и на них – большая брезентовая палатка. Вот я туда залез и на этих нарах и задремал. А на рассвете слышу: «Кто есть?». Я говорю: «Я есть». А мне говорят: «Выходи, работа есть». Я быстренько поднялся (вылез оттуда) и оказалось, что меня окликнул какой-то старшина. Я вижу – медленно летит немецкий самолёт, вроде нашего «кукурузника» и постреливает. Он улетел и наступила тишина. Спокойно всё. Уже светло было – часов 5 утра. Было спокойно всё, а потом они попёрли (немцы – В.Б.) – стрельба пошла на левом фланге. В ДОТе было 3 каземата. Наш старший политрук стал за 45-ку и давай палить по левому флангу – по немцам, пёршим против нашей пехоты, тем самым оказав нашим поддержку огнём. Но на нашем участке немцы не появились".
Бардов: "Так старшина Вас позвал из погреба ДОТа и сказал: "Есть работа?".
Ветохин: "Да".
Бардов: "Пулемёт Максим был?"
Ветохин: "Да, обычный, с водяным охлаждением, всё как полагается. У нас было 2 пулемета. Там было какое-то приспособление для наводки, а сидение удобное было, хорошее, но по-моему, круглое какое-то, металлическое, с винтом – его можно было выше или ниже регулировать. Там очень красиво было сделано: ствол и рядом – прицел оптический. И всё это – в плите, в шаре – как в танке! Красиво! И ДОТ получился хороший. И когда 23-го (июня немцы – В.Б.) подвезли крупный калибр и начали шлёпать по этому ДОТУ – он гудел только нехорошо, но я ничего (проблем не испытывал – В.Б.) – только были мелкие сколы и больше ничего – крепко сделан был! А в других-же ДОТах – не было амбразур этих – ещё не доделали".
Бардов: "А когда Вы вернулись назад – Вас перевязал там кто-то?".
Ветохин: "Фельдшер – в роте фельдшер. И тут, как раз он был, он меня сразу перевязал и сказал: "В санчасть!". Я говорю: "Ай – перебесится! Не пойду я!". И возле своего пулемёта остался. Немцы ночью с 22 на 23 июня начали постреливать. Но мне это надоело, правда, был приказ: "Не стрелять!". А я думаю: "Ну, ничего – я же теперь"… И так: половил, половил его и туда дал короткую очередь (трассирующими пулями, выскакивавшими вместе с обычными) и не стало немца. Вот и все мои стрелковые упражнения на войне".
Бардов: "А пушки немцы стали выкатывать против вас 22 или 23 июня?".
Ветохин: "Миномёт был раньше, или батарея миномётная, но я их не видел и пушек тоже не видел. Наша пушка – на левом фланге была и там ей старший политрук командовал. А командовали хорошо. В ДОТе было: 2 пулемётных каземата с Максимами и в третьем – пулемёт и пушка".
Бардов: "А там с Дегтярёвым была 45-ка?".
Ветохин: "Да".
Бардов: "А эти пушки во сколько бить начали?"
Ветохин: "23-го июня с утра начали".
Бардов: "А вы по ним огонь не вели?".
Ветохин: "Нет – они с закрытых позиций, далеко были".
Бардов: "А в ДОТ прямых попаданий из них не было?"
Ветохин: "Почему?! К концу дня: выбили перископ командирский, пушку с Дегтярёвым погнуло, средний пулемёт (посерёдке) - тоже и только один мой - правый остался целый. Поэтому там делать нечего уже было в ДОТе и поэтому был приказ: "Уходить!".
Бардов: "А как было при отступлении из ДОТа: там оставались командир роты и комиссар. Они отошли первыми, но не убедились, кто ещё находится в ДОТе, по принципу как капитан корабля должен последним покидать тонущее судно".
Ветохин: "Нет – ну, первый должен бежать первым, а кто-то должен быть и последним"
Бардов: "Но, в принципе, ведь командир должен бежать последним – как?!".
Ветохин: "Капитан корабля, может быть, но у нас в частях капитан – впереди. А старшина – должен сзади всё проверять. Поэтому, тут немножко всё по-другому".
Бардов: "В общем, они дали приказ"…
Ветохин: " …около 10-ти – я их особенно не подсчитывал".
Бардов: "И решили Вы переждать миномётный обстрел?".
Ветохин: "Ну, это минут 20-30 прошло. Потом я вынужден был уже всё сам проверять, чтоб никто не остался там".
Бардов: "А вот, прицелы – вы их сняли или вывели из строя?".
Ветохин: "Ну, каждый там по своему, а я из своего пулемёта снял замок и в колодец кинул".
Бардов: "А прицел с вашего пулемёта не снимался?".
Ветохин: "Прицел там очень был вмонтирован крепко, а потом, что немцы со всем этим делали? Они же всё это пускали на переплавку, в лучшем случае. А чтобы они использовали это как трофеи, я не знаю. А потом, они же взрывали всё это 26-го июня – эти оставленные ДОТы были взорваны. Мой ДОТ был уже взорван, потому что , наверно, сдетонировали снаряды".
Бардов: "В общем, Вы бросили в колодец замок от Максима"…
Ветохин: "Да, захватил винтовку – хорошую, со штыком (пистолета-то я не успел получить)".
Бардов: "Трёхлинейку?".
Ветохин: "Да. А там у нас была возможность, чего-то бежали люди без винтовки! Как это - на пирамиде - и винтовки стоят! Все вооружились мои хлопцы и я им говорю: "Направление помните (вдоль лагеря), знаете куда идти, приказ слышали об отходе? Ну так давайте – побежали! Ну, а мне вдоль лагеря было не очень нужно и я подумал: "А я пойду в медчасть". И я пошёл в соседний ДОТ, узнал, где она. ДОТ тот был от канала дальше, выше и вправо от нашего ДОТа, если смотреть на север. Там была небольшая возвышенность и стоял ДОТ с двумя сильными пушками - 76-мм. Но сначала я встретился с Свистильниченко, о чем уже упоминал, и потом в ДОТ попал. Я там побыл – народу там было очень много, а потом узнал, где эта санчасть, – мне подсказали. Потом я встретил солдата, типа связного, который нёс нам питание – еду в наш ДОТ: мешок галет и консервы были - тушёнка. Оказывается, ни 22, ни 23 июня мы ничего не ели! Потому я вспомнил и говорю: "Дай мне хоть что-нибудь поесть!. И я баночку тушёнки сразу съел и пачку галет, а ещё пачку галет он мне в карман дал на поддержку – и пригодилось!".
Бардов: "А Вы не знаете, командир вашей роты или политрук батальона получили приказ на отход от своего комбата (к-на Жилы) или действовали самостоятельно?".
Ветохин: "Не знаю, наверно, самостоятельно. Потому что связь совсем плохая".
Бардов: "А тот артиллерийский ДОТ ещё действовал?"
Ветохин: "Артиллерийский? Не отходили ещё. Но там они были в направлении – там не шёл. Он левее шёл – у Ганьчи он прорыв делал – немец".
Бардов: "Ну, значит, перекусили Вы и пошли дальше?".
Ветохин: "И пошёл дальше. Под вечер, уже стемнело, и я попал в эту медчасть (213-го СП) пехотной части. У нас в батальоне своей не было – только фельдшер и всё, хотя народу много".
Бардов: "А Вы не помните, кто там был из медиков в медчасти той пехотной в/части? Не видели ли Вы там музыкантов – бойцов с петлицами музыкальными – из музвзвода?"
Ветохин: "Не знаю – это была ночь, ехали-ехали мы и прямо до Немана".
Бардов: "То есть, когда Вы к ним пришли, они собирались отходить".
Ветохин: "Да, – на отход. Никаких мне перевязок, ничего. Сразу – на обоз, на телегу и к утру мы приехали к Неману. Солдат попросил у меня винтовку"…
Бардов: "А переправа ещё не начиналась?"
Ветохин: "Была уже, шла переправа и до нас. Рассвело и видно было хорошо уже".
Бардов: "Когда Вы ехали к переправе, стычек с немцами не было?"
Ветохин: "Никаких, тихо, спокойно было. А потом – бомбёжка: немецкий появился небольшой самолёт (по-моему одномоторный), полетал кругом (ровненько летал и кружил) и начал бросать бомбочки. Он не то что – пролетел и всё. Он кружил и время от времени бомбил. Я вижу, что тут делать на этом берегу нечего, с повозки слез и стал проситься на паром к этим, говорю: "Перевезите".
Бардов: "А Вы не помните, какой был тот паром: деревянный или железный?"
Ветохин: "Какие-то железные… А может быть – резиновые там внизу под ним были (поплавки – В.Б.). Но платформа – железная была на тросе. Как тянули паром я не помню".
Бардов: "А технику на нём не переправляли?"
Ветохин: "При мне не было. Пехотинцы в основном шли, ну и нас подвезли".
Бардов: "А из пульбата там Вы никого уже не видели?"
Ветохин: "Не помню уже. Да я и вообще их мало знал"
Бардов: "А ваши пульбатовцы чем-то отличались от пехоты? Формой, эмблемами? Солдаты и офицеры?"
Ветохин: "Нет – ничем. Обыкновенные. А офицеры – немножко"…
Бардов: "Может у пульбатовцев в петлицах пушки были?"
Ветохин: "Нет, у нас стрелковые эмблемы были в петлицах – перекрещенные винтовки и мишень, вот это было у некоторых".
Бардов: "А у комиссара и командира роты вашей, у них тоже эти перекрещенные винтовки в петлицах были? И цвет формы такой-же как у пехотинцев?".
Ветохин: "А у них по-моему ничего не было, только кубики".
Бардов: "Мне Борис Максименко говорил, что там тогда встретил командира с гимнастёркой "стального" цвета и с пушками в петлицах. А таких командиров Вы не видели?".
Ветохин: "Нет, не знаю. Не было такого ни у нас в батальоне, ни по соседству я таких не видел. Обычные были, хлопчато-бумажная форма зелёная была. Ну, подался я на паром и переправился не дожидаясь, пока этот обоз дойдёт весь. Меня перевезли туда, на тот берег, поднялись. Я спросил, где эта часть. Мне показали хату, где доктор расположился. Там раскинули палатку и там мне перевязку сделали".
Бардов: "А женщин там не было?"
Ветохин: "Только женщины были, солдат я там не видел. Только доктор была военная и возле неё какая-то не то сестра, не то фельдшер – тоже женщина в форме. Но названия деревни я не запомнил, потому что там такая была сумятица"…
Бардов: "А на каком удалении от берега была та медчасть?"
Ветохин: "От берега недалеко, может 2 км или 3 от силы".
Бардов: "А какие были берега на переправе?"
Ветохин: "Берег, на который мы переправлялись, был крутой, – круче. Тот, с которого, – положе был, а этот – круче и паром только один ходил. И в медчасти я пробыл до вечера. Всё бы было ничего, но немцы стали вечером бомбить и деревню и тут мы стали отходить. А медчасть была на краю деревни. Причём, если переправу только один самолёт бомбил, то тут налёт был уже посерьёзней, – началась бомбёжка большая и мы подались уже в лес".
Бардов: "А в этой деревне Вы не видели кладбища или костёла?"
Ветохин: "Нет. Ну и мы кинулись в лес, а потом – на восток, мелкими группами. Мне попался напарник ст. лейтенант. Откуда он был, я так и не понял и мы с ним и отходили. Сразу из деревни нас много вышло, а потом как-то разбрелись".
Бардов: "А помните ли Вы первую ночёвку после бомбёжки? Вы ночевали в лесу или шли всю ночь?".
Ветохин: "Мы шли и отдыхали. А что там – под ёлку лёг, где мягче"…
Бардов: "Поспали и утром опять пошли?"
Ветохин: "И опять пошли".
Бардов: "А были ли у вас стычки с немцами после этой бомбёжки? Встречный бой, обоза не встречали немецкого?"
Ветохин: "Нет, мы шли вдвоём, как-то оказались, а те – в другую сторону пошли. И так неделю мы шли и не доходя до д. Василишки, мой напарник мне сказал: "Тут где-то группа наших прячется. Ты к ним примыкай, а я – побежал дальше". До Василишек мы дошли тихо и болота и ручейки переходили. Я в Василишках зашёл в хату и говорю: "Где тут переночевать можно?" Хозяйка дома показала мне: "Идите к вдове". Нашёл я этот дом, забрался на печку и поспал. А на рассвете она говорит: "Ну, молодец, давай, чем раньше – тем лучше". А я при выходе из деревни попал. А они обложили тихонько и залегли – немцы. А я иду и вижу, часть какая-то идёт – наших много следов. И я – по дороге"…
Бардов: "А там вдруг Вам: "Хальт!".
Ветохин: "Нет, там сразу пуля пролетела мимо. Я ругнулся на них, думал, что это наши и что я догоняю своих. А потом вижу, – бегут двое с рожками (каски-то с рожками были у немцев). А винтовочка-то моя была закопана до деревни, с собой я её не взял и остались 2 гранаты в кармане. А когда ты на прицеле – взорваться можно, но бессмысленно гибнуть тоже не интересно! Меня обыскали всего, добыли эти 2 гранаты, взорвали их тут же (хорошие – сам снаряжал их – Ф-1 были – "лимонки" круглые). И всё, – сначала в сарай в какой-то уже в другой деревне заперли нас, собрали группу человек 20, в основном пехотинцев, но были и артиллеристы и другие".
Бардов: "А офицеров Вы не видели там?".
Ветохин: "Нет. И я тоже был уже не офицер, – по деревне ходить и просить "Христа ради" хлебца офицеру было нехорошо. И мы кубари сняли в первый же день, когда пришлось заходить в деревню и просить перекусить что-то. Но давали, хлебца дадут кусочек, иногда - молока. Ну и воды-то не жалели. Ну и вот, пригнали нас сначала в сарай, там переночевали, а потом – в Сувалки. И я там 2 месяца в санитарном блоке провёл. А уже через месяц, из каждой сотни – 4-5 человек"…
Бардов: "А из знакомых Вы никого там в Сувалках не видели?".
Ветохин: "Не видел. Ну и что, в санблоке помирать? Другого там исхода нет! Так я не дождавшись, пока закроется рана в рабочий лагерь подался – шталаг-1Б, под Кёнигсбергом. Огромный лагерь, порядка 10 тысяч. Сувалки – это песок и 3 кола проволоки огорожено и вышки с пулемётами. Мы рыли там норы себе и там ночевали. Но в сентябре уже холодно было. Офицерского блока там я не знал – там много обычных блоков было – пересыльные. Собирали и отсылали там без конца. И там я пробыл около 2 месяцев – июль и август. А в сентябре я уже в шталаге-1Б оказался и там Лёшка, мой напарник. А оттуда я опять чуть в этот блок не попал: проверяет немец вечером построение и чего-то я ему не понравился и он: "Бегом!". Возле строя бежать меня заставил. Я пробежал трусцой и меня уже в санблок, уже этого шталага. Немцы порядок любят. А тут как раз строились колонны огромные возле столовой – баланду получить и каву – на ужин давали (овёс подожжённый немножко – «кавой» называлось). И когда построение сделали, то я: раз-раз-раз – к Лёшке пристроился (мой напарник – мы встретились там уже в лагере. Он в ДОТе был, его обожгло и он подслеповатый был. Но он был с другой роты совсем. И так мы с ним держались. А они (немцы) делали специально такой отбор, чтобы не попала ненадёжная рабочая сила на работу. И тут построение среди ночи и 50 человек с этого блока – на работы: канаву копали, как у нас сейчас плуги делают, так вот это – вручную. Там песок, глина, а мы – изнурённые уже, так меня вахман направил на кухню – помогать повару. А повар свой был. На 50 человек котёл был, в котором варили. И теперь можно было уже трошки картофелину съесть какую. Уже трошки легче было. А потом – фурункулёз у меня! А я не знал, что немцы так боятся этих чириев – это страх! А я ему, возьми, да похвались! И тут же меня из кухни вон! Ну, правда, лекарство там ерундовенькое было, но недельки через 2 – зажило и я уже пошел на работу, – канаву копать. А сил всё-таки мало, воткнёшь лопату, особенно, когда глина, а она никак не отлипает от лопаты. Ну а потом, что за болезнь началась – половина слегло! И Лёшка мой, с огромной температурой лежал. По-моему – тиф сыпной. И потом – 10 человек из этой команды послали в д. Шюневальде (это от Кёнигсберга, сюда, ближе на восток). Вот надо бы написать Фогелю, – там староста был Фогель. Жена у него славянка была (не то полька, не то русская даже). И вот, мы попали в команду его, для помощи деревне. А там, в основном, хозяйчики небольшие, 50-100 гектаров земли. И вот там эсэсовец, кузнец, сделал себе новый дом, сделал решетки как в тюрьме. Каменный домик, но такой – маленький. Двух вахманов на 10 человек – ну, нас охраняли. В 42-м году мы там были, как раз на Сталинград наш наступление было большое и один из немцев говорил: "Капут войне! Сталинград капут – и войне капут!". А мы ему говорили: "Сталинград капут, может быть, но войне капут – не может быть. И придется удирать вам!". Всё-таки вера была твёрдая, но они так и не осилили – под Сталинградом им здорово дали! А потом, в 1943 году, когда уже Курская битва пошла, к нам из так называемой "Русской Освободительной Армии" приехал власовец – сытый такой, красивый и спрашивает: "Ну, как вы тут живёте?". А мы уже отъелись трохи – мешочек уже в 50 кг – не вопрос таскать, когда надо на мельницу затянуть или еще что! Никаких вопросов! Ну и начали мы над ним подтрунивать: "Сколько ты получаешь? И за сколько ты"… (фашистам продался – В.Б.). Ах, как он разозлился! И сказал: "Да вы не видели ещё плена, но скоро увидите!". И мы это скоро узнали, нас ликвидировали – эту команду и послали на шахту Гуйда, в Польшу, возле Катовиц. И вот мы 43-44 годы там уже кантовались и там уже совсем другая была жизнь, тяжёлая, особенно, когда я в ночную смену попал. Там мы подсобные были, перенести что-то. В добыче-то, собственно, ночная смена не участвовала, а были только вспомогательные работы. Но приходилось не спать, а днём – построения: перед завтраком, обедом и ужином – обязательно! И я вообще сумасшедшим уже стал и потом думаю, надо обратиться к медицине. Пошёл к доктору и говорю: - не вижу (очки спрятал – они у меня со школы). А он: "Ка-ак не видишь? Ну ладно". Мне – большого солдата (ефрейтора) и в Катовицы, к доктору. А доктор посмотрел и говорит: "Вурст (
колбасу) видишь?". Я говорю: "Давно не видел". Ну, что-то выписал он, но всё-таки перевели меня на поверхность. В шахту эту не надо было уже спускаться мне – в гадость эту. А они – довольно жарковатые – силезский уголь – хороший и немцы его называли «жирный уголь».
А на поверхности было уже немножко легче: дневная смена, воздух получше и питание – немножко можешь подработать, добудешь что-нибудь, начнешь тапки делать и меняться с поляками. И смотришь – немножко хлебца принесешь и уже легче. А потом – 45-й год. И нас из-под Катовиц, в огромную колонну, в несколько тысяч и на запад. Наши уже напирали. Это было в феврале – еще мороз был. А обувь-то деревянная. А куда ты в этих деревяшках поползёшь? И я из транспортёрной резины вроде лаптей себе такие сделал – с дырками для них, ушки такие сделал, тряпок накрутил и ничего – шёл хорошо. Дошли мы в Чехию, а там разговор простой: не можешь идти – тут же тебя пристрелят, побежишь – тебя собака зацепит. И когда идёшь, смотришь: тут лежит человек, там лежит. Скучный это поход был! Нас 80 км без отдыха – без больших привалов гнали (маленькие были) и 1,5 суток мы шли – вырывались от наших. Пришли уже в Чехию, а там уже слякоть! У меня ноги мокрые, а температура +5-8 градусов. Сыро, мокро. Одна чешка посмотрела, зашла в дом и вынесла мне цивильные башмаки с деревянной подошвой, но она круглая, удобная, тёпленькая – совсем другое дело! И так довели нас до Праги, оттуда – в эшелон и в Падеборн (это возле Ганновера), в лагерь – там раньше бывшая часть стояла немецкая и это отвели там для нас. Ну, пока американцы тихо сидели, то ничего было, а вот, когда бомбить стали – вот это бомбёжка! Таких бомбёжек я больше никогда не слыхал. Обычно, когда бомбят – ты чётко можешь сосчитать, сколько бомб упало. А там – рёв, сплошной рёв! Туча летит – весь горизонт занят туда и сюда. И летит это не 5 минут, а пол часа-час и ухает. Дрезден мне пришлось видеть до бомбёжки и после этой бомбёжки. Там не по дому стреляли – там по кварталам – уничтожение кварталов, только трубы стоят пробитые и углы от домов, которые покрепче оказались, где меньше удар был.
Иногда нас гоняли на работу и оттуда тоже, а потом, 2 апреля американцы танковый прорыв организовали и их танковая колонна прошла как раз мимо нашего лагеря, а лагерь был порядка 25 тысяч. И когда угроза такая стала (для немцев – В.Б.) – сразу построения начались и целые блоки – уходят, уходят и уходят. У меня уже другой напарник оказался, и тоже Лёшка, но уже не из нашего 9-го артпульбата и совсем из другой части.
И я ему говорю: "Слушай: от наших мы уже убежали, а теперь что – и от американцев будем убегать?! Не будем!". И что мы придумали: в соседнем блоке (больничном) мы нашли какой-то лаз и забрались туда. А вид у нас был одинаковый – никто не отличался от больных. А немцы все шуруют: целую ночь гнали, гнали, гнали и остался больничный блок и ещё что-то там небольшое. В общем, из 25, нас на утро оказалось только 5 тысяч. А тех немцев, кто не успел удрать, посшибали американцы. Ворота – настеж.
Я их и не видел-то: они (их танковая колонна) «прилетели», тра-та-та. Немцы «рассыпались» куда-то. А американцам было некогда – они «полетели» дальше. А мы – вперёд! И когда оказалось, что вместо 25 надо было уже 5 тысяч кормить – стало уже легче. Тут свои «харчи» уже – уже не крупинка, а каша с мясом! На самообеспечении остались. А некоторые даже приспособились занять что-то там на фермах у немцев. Я тоже вышел в эту «экспедицию», но мне не понравилось: было интересно – у немца на ферме белый флаг висит, а сам он – с ружьём! Но всё равно и поросят там били и даже коров иногда. Но жадность – это уже не красиво и не нужно было – кормёжка была хорошая, а мы – уже свою организацию (создали – В.Б.). А в этом больничном блоке немножко офицеров было наших, советских и русских, и украинцев, и татары были и кого там только не было! Ну и я подхожу к нашему полковнику и докладываю:
- Л-т Ветохин, готов служить!
- Возьмёшь батальон!
- Я бы с удовольствием, но я еще и взводом не успел покомандовать!
- Ну, вот тебе рота!
И этой ротой мне и пришлось командовать".
Бардов: "А какое оружие у вас было?".
Ветохин: "Какое оружие?! Палка – оружие! Мы – в свободной зоне! Что, к нам – зашлют офицеров с армии это самое всё организовывать?! И вот, там старшина или сержант взводом командовали, а мне пришлось всем заниматься: 1) учебные планы, 2) политподготовка, 3) строевая подготовка, 4) физподготовка.
И так собрали все эти 5 тысяч. Приехали наши представители, нас – на машины и увезли в нашу зону, а офицеров и начальников маленьких оставили для сборов других. И только со вторым составом мы переехали сначала в Польшу и тут сразу: офицеров – налево, солдат – направо и я оказался в офицерском, так называемом, запасном полку в Муроме, в середине августа. Но там «скучно» было немножко – проверка! Но у меня хорошо получилось, потому что и с начала и с конца плена кто-то немножко знал меня – оказались такие люди. Встретился, например, Петя, но это не пульбатовские были – там я встречался с ними. А потом, 14 декабря мне дали проездной билет и до Минска, а я уже за это время сестру разыскал. Сначала – дядьку нашёл в Саратове, потом – сестру, а потом – и батьку. Батька в Минске был, оставался тут в оккупации, удрал сначала к партизанам, а потом, в Ярославле оказался и вернулся назад. А о брате и до сих пор неизвестно, куда он пропал. Ну и я вернулся в Минск свободным человеком. А куда идти? На учебу! Сначала я не обращал внимания, а потом – какие-то проверки пошли тут в военкомате и как-то инспектор вызвал меня и говорит: «Вы знаете – не было батальона вашего! Не было укрепрайона!».
А я ему – по столу: «ВЫ ЧТО ГОВОРИТЕ?!!! КАК ВЫ МОЖЕТЕ ТАКОЕ?!!!... УКРЕПРАЙОН – 150 км ГРАНИЦЫ У ВАС НЕ СУЩЕСТВУЕТ?!!! КАК ЭТО ТАК
?!!!».
И я пошёл в облвоенкомат. Облвоенком принял меня корректно и я говорю: «Слушайте! Как это получается
?!...». А оказывается, списки этих воинских частей (были) только в облвоенкоматах. И он дал команду начальнику отдела кадров Минского ОВК, начальнику секретной части, полковнику, а тот завёл меня и спрашивает: «Что, где?». Я говорю:
- Вот, пожалуйста, место такое-то, с первых дней войны начал там.
- Да, было-было. Считается, ваш батальон существовал до 26 сентября (очаги сопротивления мол, были почти как в Бресте).
Я спросил: «А как же 144-й полк?». (Ветохин так называл 213-й полк и примкнувший к нему 1-й батальон 184-го СП – вот, видимо, он ему и запомнился потом как «144-й» - В.Б.).
- Так это-ж там же!
То есть – подтвердили мне, что был 144-й полк! И когда я принёс бумагу оттуда сюда, – смотрит на меня (инспектор его РВК – В.Б.) уже уважительно и исправил всё быстренько. А то я первую медаль получил через 20 лет после освобождения! Во Фрунзенском районе я еще жил, а это уже Первомайский район. И выдали мне все медали и никаких эксцессов больше уже не было».
Бардов: "А что Вы говорили, Вам ваш комбат капитан Жила говорил, как он выходил из окружения? Что 15 человек их было?".
Ветохин: "14 человек с ним было. Как я разыскал его: я поехал"…  "Жила мне сказал, что они вышли из окружения южнее Могилёва и при этом они вынесли с собой: знамя, документы, после чего его батальон пополнился личным составом и вступил в бой с немцами. Об этом я тоже узнал в (Минском) облвоенкомате. Затем Жила получил звание майора, а его батальон был переформирован в 9-й О.Н.П. - полк".
Категория: Воспоминания ветеранов 9 опаб | Добавил: Admin (09.03.2015)
Просмотров: 2076 | Комментарии: 1 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 1
1 alvasilenko2014  
0
Мой дядя комвзвода, лейтенант Кислухин Прокопий Васильевич 1918 г.р., Кировская обл., Зуевский р-н., с.Селезениха. В РККА с 1939 г. Мать Кислухина Агафья Васильевна. приказ,№103. Пропал без вести в июле 1941 года. В настоящее время жива сестра Кислухина П.В. - моя мама Василенко Марина Васильевна ( 1921 г. р.). Может быть что известно?
Ответ: Добрый день, Александр.
Огромное спасибо Вам за сообщение и за фотографию. Относительно судьбы вашего дяди конкретных сведений пока нет.
К сожалению, до сегодняшнего дня даже не подняты все останки погибших в ДОТах Гродненского укрепрайона.  Так и лежат на нижних этажах ДОТов, никто поднимать и идентифицировать их не собирается. Аналогично с траншеями обороны 213 полка, располагавшегося между ДОТами. Если возможно, расскажите о вашем родственнике подробнее, прибыл ли он в укрепрайон перед войной или ранее окончил училище, какое и т.п.?

Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ
Cайт визуально адаптирован под браузер
Mozilla Firefox скачать/download
В остальных браузерах сайт может отображаться некорректно!
(IE, Opera, Google Chrome и др.)
Рекомендуется установить дополнение uBlock, добавить

В связи с изменением адресации ресурса ОБД-мемориал большинство ссылок не работают. Проводится работа по обновлению ссылок.
Категории раздела
Воспоминания ветеранов 9 опаб [22]
Они сражались непосредственно вместе с 213 СП.
Воспоминания ветеранов 10 опаб [8]
Воспоминания самих ветеранов и родственников
Воспоминания строителей 68-го укрепрайона [14]
Основные источники
ОБД Мемориал Подвиг Народа
Друзья сайта
Песни сайта
Статистика
Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0
Форма входа