Главная » Статьи » Воспоминания ветеранов 68-го Гродненского УРа » Воспоминания строителей 68-го укрепрайона

Воспоминания строителей 68 УР и молодых лейтенантов.
В июне 1941 года в Сувалковский выступ  вплотную к советско-германской границе ночными маршами стали прибывать воинские подразделения 8 АК (армейского корпуса) группы армий «Центр» вермахта, в их составе и 28-я пехотная дивизия (28 I.D.). В соответствии с планом «Барбаросса» уже к вечеру 16 июня по другую сторону советско-германской границы, напротив позиций 9-го ОПАБ, подготовился к атаке 83 егерский (истребительный) полк 28-й пехотной дивизии. 83 Jäger-Regiment в советской военной литературе именуется как «83 ПП».  Полк, которым в июне 1941 года командовал подполковник von Ludwiger, был образован в декабре 1940 года на основе одного из батальонов егерей Хиршбергера. До этого в составе 7-го (Прусского) пехотного полка 28 ПД батальон  участвовал в боевых действиях 1940 года на территории Франции.
Ещё в мае 1941 года по плану «Барбаросса» полк начал перемещаться в Восточную Пруссию и с конца мая временно размещался в окрестностях г.Treuburg (ныне – г.Olecko). Отпраздновав Троицу по католическому календарю, все батальоны 02.06.1941 г. отправились в ночные марши на восток.
К 14.06.1941 г. полк прибыл в район сувалковского «выступа»– Sudauen-Zipfel – где остановился на отдых в лесу у деревни Фронцки (Frącki) всего в 20 км от советско-германской границы, вверх по течению реки Чарна Ганьча.
Вечером 16.06.1941 г. командный пункт 83 ПП был перенесен в лесничество (UroczyskoKielmin) у шлюза Kudrynki, а уже 17 июня «полк взял на себя ответственность за участок фронта севернее реки Чарна Ганьча».
3-й егерский батальон (Obstlt. Fabianek) приступил к охране границы, разместившись в постройках лесничества Липины, всего в 1,5 километрах от границы на стыке участков 2-й и 3-й погранзастав 86-го погранотряда НКВД. Этому батальону предстояло наступать первым по северному берегу реки Чарна Ганьча, перейти на её южный берег и атаковать затем советские укрепления. Для 1-го (MajorAlbrocht) и 2-го (MajorHeyer) батальонов военный лагерь был создан в Августовской пуще у озера Пласке (J.Płaskie) в 8 км от границы. Два других полка 28-й пехотной дивизии – 7 ПП (Прусский) и 49 ПП, а также артполк дивизионного подчинения (MajorUrban) находились в окрестностях деревни Рудавка.  Их задачей было наступление на участок южнее деревни Берёзовка в направлении к Неману. 21.06.1941г. во всех ротах был объявлен приказ Гитлера о том, что на следующее утро предстоит наступление «с целью защиты Рейха от агрессора – СССР».
Поздним вечером 21 июня 3-й батальон 83 ПП вместе с приданными ему артиллерийскими подразделениями двинулся к границе.  Для усиления 83-му пехотному полку подчинили:
– эшелон грузовых автомобилей; 
– роту на конной тяге;
– моторизованную команду радиосвязи;
– роту разминирования;
– дивизионный батальон связи;
– зенитный дивизион;
– батарею самоходных орудий.
Перед усиленной спецротой 83 ПП была поставлена цель: захватить пограничные советские укрепления у шлюза Домбровка севернее дороги Рудавка-Сопоцкин, по которой предстояло наступать 28-й дивизии. Одновременно шла подготовка к строительству вспомогательного моста у шлюза Домбровка на тот случай, если советской стороной будет организован взрыв основного моста, а частям вермахта не удастся это предотвратить.
Журнал боевых действий 83-го немецкого пехотного полка сообщает о приказе ветеринара полка, который (в нарушение всех строгих запретов) позволил перековать большое количество подков на скобы – для использования их при монтаже запасного моста.
В ночь на 22 июня – к 1 ч. 30 мин.  в составе 3-го батальона севернее Августовского канала на позиции советских ДОТов приготовились наступать:
– три роты егерей, две роты станковых пулемётов, рота пехотных орудий, противотанковая рота и др. общей численностью более трёх тысяч человек против четырёх рот 9-го артпульбатальона.
Штабные документы 28 ПД сообщают подробности роковой предвоенной ночи:
«Последние распоряжения передают связисты и прокладывают необходимую телефонную связь. Под покровом ночи сапёры делают проходы в проволочном заграждении. Конная разведгруппа готова выполнить задание. Хорошо замаскированные егерские роты ждут сигнала к началу атаки».
На рассвете 22 июня в 3 часа 05 минут в сторону советских приграничных укреплений просвистели первые артиллерийские снаряды и мины. После короткого, но мощного шквала огня из тяжелых орудий передовые отряды атаковали границу.
В первой половине дня два полка 28-й немецкой пехотной дивизии (7-й и 49-й) смогли обойти позиции 9-го артпульбата на стыке с 10-м батальоном.
Бой  у Августовского канала немецкий летописец называет «тяжёлым», так как его пришлось вести «со стойким и отважным противником».
Журнал боевых действий немецких подразделений сообщает: «В ночь на 24 июня 83-му полку был дополнительно придан штурмовой сапёрный батальон. В бой были введены взрывные машины с дистанционным управлением. На них возлагались большие надежды, так как до этого даже 15-зарядные взрывные пакеты были безрезультатными.
Вплоть до 26 июня на линии ДОТов шло трудное сражение. Гарнизон ДОТов держится отважно, бой для обеих сторон – кровопролитный. Только в некоторых случаях оборону удаётся прорвать, но в хорошо замаскированных позициях обнаруживаются всё новые очаги сопротивления».

Почему в первые недели войны Красная Армия была смята, разгромлена и большей частью взята в плен? Почему вермахту удалось за неделю овладеть Минском и зажать в плотном кольце окружения 3-ю, 10-ю и 13-ю армии Западного фронта? Ответ у военных историков короткий: "Из-за плохого знания организации и военного искусства немецко-фашистской армии Генеральный штаб и Народный Комиссариат Обороны СССР не предвидели характера удара немецких армий во всем его объеме". На наш взгляд, мягко сказано. Не предвидели не только характера удара, но и его главного направления – на Москву.
За полгода, прошедших с момента подписания Гитлером плана "Барбаросса", советское военное руководство так и не узнало (а скорее, узнало, но не поверило), что вермахт будет самые мощные удары наносить силами двух танковых групп с первой конечной "точкой" – столицей Белоруссии, городом Минск.
2-я танковая группа Германа Гудериана, не ввязываясь в местные бои, прошла по линии Брест – Барановичи – Минск, а третья группа Гота – из Сувалковского выступа без проблем переехала Неман по трем не взорванным мостам в Литве, у Алитуса, Меркине и Друскеники. Наступление группы Гота не было единым "танковым клином", а разделилось с первого дня войны на несколько "стальных нитей", различных по мощности. Главные силы вермахта здесь наступали по линиям Алитус – Молодечно – Минск, западнее целью ударов были Гродно (линия Сувалки – Сейны – Сопоцкин – Гродно) и важный транспортный узел, г. Лида (по направлению Меркине – Лида).
Далее (с потерями) 256-я пехотная дивизия 20-го армейского корпуса организовала первый рубеж для отступающих (Гродно – Россь – Волковыск), далее от Лиды на юг по р. Щара до Слонима и по железной дороге Лида – Барановичи – второй "заслон" силами 5-го армейского корпуса вермахта.
27-28 июня танковые группы Гота и Гудериана, соединившись восточнее Минска, замкнули кольцо окружения вокруг армий Западного фронта. Первого июля 1941 года немецкие танки вышли к Березине. Это означало, что третья часть пути от границы до Москвы была немцами пройдена всего за восемь дней!
Клещи окружения охватили огромный район, где оказались почти в полном составе (по некоторым данным) 44 советских дивизии. "Котел", "мешок", "ловушка", "мышеловка", "кольцо" – такими простыми бытовыми названиями именуют западню – тот кромешный ад, в котором оказались квалифицированные, патриотично настроенные, готовые с честью выполнить свой солдатский долг бойцы и командиры Красной Армии.
На тех из них, кто оказался в немецком плену, аккуратная немецкая бюрократическая машина заполняла специальные карточки, заранее типографским способом заготовленные. Среди других сведений есть дата и место пленения. У большинства плененных бойцов и командиров 3-й и 10-й армии в карточках указаны населенные пункты рокадных дорог – Ружаны, Волковыск, Слоним, Барановичи, Столбцы, Дзержинск, Ошмяны, Молодечно и др. – с июльскими датами. Нетрудно подсчитать, что от мест дислокации приграничных частей до Минска и Молодечно пройти за две недели предстояло по 200-300 км, вернее, пробиться с боями, теряя друзей, не получая ни еды, ни медицинской помощи, ни боеприпасов, но не выпуская из рук оружия – винтовки со штыком образца 1891 года. Начальник генерального штаба сухопутных войск вермахта генерал Гальдер в своем военном дневнике записал: "Упорное сопротивление русских заставляет нас вести бои по всем правилам наших боевых уставов. В Польше и на Западе мы могли позволить себе известные вольности и отступления от уставных принципов, теперь это уже недопустимо". И далее: "…русские всюду сражаются до последнего человека. Лишь местами сдаются в плен". Командир 8-го армейского корпуса генерал В. Хейц: "Русские силы очень упорно удерживали укрепления и населенные пункты. Мы смогли их занять только после планомерного наступления, стоившего больших потерь".
В подписанной Гитлером директиве №21 о плане войны против Советского Союза (план "Барбаросса") говорилось: "Основные силы русских сухопутных войск, находящиеся в западной части России, должны быть уничтожены в смелых операциях посредством глубокого, быстрого выдвижения танковых клиньев. Отступление боеспособных войск противника на широкие просторы русской территории должно быть предотвращено".
Не разрешая войскам, которым грозило окружение, отходить, Сталин помогал немцам выполнить эту задачу…
Командующий 3-й танковой армией (приданной группе армий "Центр") генерал-полковник Герман Гот писал после войны: "Упорное сопротивление, которое оказывали русские, удерживая свои позиции даже в тех случаях, когда им грозила опасность с обоих флангов, позволяло проводить операции на окружение. Оказывая упорное сопротивление, противник не только нес значительные потери в технике и оставлял пленных, но терял много людей во время отчаянных попыток вырваться из окружения, предпринимаемых слишком поздно".
Участники несостоявшегося контрудара, который задержал у Гродно части 3-й армии (в соответствии с Директивой №3 и приказом командующего Западного фронта генерала Павлова), начали отход на восток уже после падения Минска. В числе них были и отдельные подразделения Гродненского укрепрайона.



И. Трапицын (г. Москва), строитель ДОТов: – Сорок первый год. Начало войны. Я служил  на границе. Бои 22 июня под Гродно. Непрерывные стычки с захватчиками в окружении. Я ранен, контужен. От взвода осталось четыре человека. Ночь в сарае. А дальше самое страшное, о чем не хотелось думать, – плен.
Громадные фашистские лагеря на территории Польши – Бяла-Подляска, Демблин… Свирепствовал тиф. Больные лежали на цементном полу. Умирало до двух тысяч в сутки…
Германия. Пересыльный лагерь Хаммерштейн №315. В ноябре сорок второго года военнопленным выкинули серые шинели, островерхие шлемы-буденовки и ботинки на деревянной подошве.
Транспорт "Гинденбург"…Северная Финляндия. Каторга в болотах, а затем марш к норвежской границе.
Почти месяц шли колонны советских военнопленных по Финляндии на север. Люди едва брели под мокрым снегом. Хлюпала грязь. Шествие, растянувшееся на десятки километров, замыкала "зондеркоманда" – команда штрафников, схваченных при побегах.
Я шел среди них босиком. Ноги опухли и кровоточили. На привалах москвич Дмитрий Иванович Иванов – бородач, по прозвищу Старoй, и Саша Филатов из Нарвы резали шинели, одеяла – мастерили мне нечто вроде тапочек, которые сразу же разваливались.
Кругом, куда ни посмотришь, –  голая тундра. Лишь кое-где низкорослый кустарник. Дорога поднималась в гору. Мы увидели пограничный столб. На одной стороне надпись – "Суоми", на другой – "Норге".
– Не могу больше идти, - сказал московский журналист Николай Матвеевич Шелганов.
Сзади шагали автоматчики с собаками. Раздалось несколько выстрелов. Я украдкой обернулся (это было строго запрещено). Неужели застрелили, гады? Да, это так…20 октября 1944 г. Мы на норвежской земле. Кругом никаких признаков жилья. Голое плоскогорье. Вдали море. Силы оставляют меня. Как будто из далека донесся голос Дмитрия Иванова: – Игорек, крепись! Я стиснул зубы. На привале друзья притащили камни и соорудили стенку, за которой мы укрылись от ветра. Сложили печурку. Набрали мху. Натянули сверху одеяло и залезли впятером внутрь. Около десяти дней провели под открытым небом.
5 ноября. В Тана-фьорде нас погрузили в трюмы нескольких пароходов. Набили столько, что нельзя было и шагу сделать, не наступив на человека. Душно. Хотелось пить. С потолка капало, и мы собирали капли в котелок.
Вечер. Среди разноголосого шума раздался голос Дмитрия:– Братцы, завтра канун Октября. Где тут Водовоз? Попросим его спеть и рассказать. Я встал на брус, возвышающийся над полом трюма. В люк заглядывали с палубы конвоиры, направляли на меня фонарики. Все было, как в театре, только сцена – один квадратный метр.
Дмитрий взял на себя роль конферансье:– Сейчас нам споет Артист-Водовоз. Мне передали самодельную гитару. Наступила тишина. Лишь слышался размеренный шум машины. Свои выступления я начинал песенкой "Крутится, вертится шар голубой", которую переделал на антифашистский лад. Концерт длился около трех часов, пока я совсем не охрип. Ночью, разбудив меня, Дмитрий сказал:– Игорек, нужно поскорее покинуть корабль. Нас засекли гестаповцы. Из предосторожности мы решили расстаться. На рассвете Дмитрий присоединился к первой партии военнопленных, высаженных на берег. Седьмого ноября меня снова попросили выступить, да я и сам был не прочь, хотя рисковал вдвойне. – Друзья! – сказал я.– Верю, что это мой последний концерт в плену. Фашистам приходит крах. И снова меня слушали, затаив дыхание, а конвоиры смотрели сверху в люк и светили фонариками. 8 ноября. Ночью, под дождем, нас высадили на берег и загнали в трюм шаланды. Сквозь щели просачивалась вода. Мы легли по борту, где посуше. Трудно было разобрать, когда день сменяется ночью. Лил дождь. Нас не кормили и не выпускали. Без сил, в полудремоте лежали мы на дне шаланды. Вдруг услышали близкий разговор. Женщина в чем-то убеждала конвоира. Вскоре приоткрылся люк, и чех-конвоир, мобилизованный в гитлеровскую армию, подозвал одного из нас. Принимая от него плоский ящик, рослый украинец заметил на трапе немолодую женщину в плаще, а на берегу в предвечерних сумерках – толпу норвежцев. В шаланде вкусно запахло копченой селедкой. Открыли ящик. Каждому досталось по рыбине. А нас было шестьдесят…Целую неделю во время дежурства чеха норвежцы передавали нам рыбу. Чех сказал, что это жители Бреннёйсунна. На десятые сутки нас выпустили из шаланды и повели через город. Норвежцы вышли на улицу и, сложив ладони, как при рукопожатии, поднимали руки над головой. Они кидали в колонну свертки с бутербродами и пакетики с конфетами. 19 ноября. Погрузились в самоходную баржу. Бушевал шторм. Недолгое плавание показалось бесконечным.
Посередине узкого длинного острова Ульвинген, почти лишенного растительности, высилась гора. Под ней в мрачном скалистом колодце стоял барак, обнесенный колючей проволокой. С тоской смотрел я на видневшийся вдали гостеприимный Бреннёйсунн. На следующий день конвоиры повели нас долбить камень на горе.
Как-то возвращаясь с работы, мы наткнулись на большую, вероятно только что пойманную рыбу, лежавшую поперек тропинки. Нередко мы находили рыбу и в самом лагере, за проволокой.
Можно было догадаться, кто заботился о нас. По воскресеньям мимо лагеря медленно проходил коренастый парень в рыбацкой куртке и приветливо кивал головой.
11 мая 1945 г. Ура! Мы свободны!
В книге "Норвежские были" М., 1964 описаны эти события.

Н. Медведев (114 саперный батальон): – …В бою под Гродно я был ранен и на 8-й день войны попал в плен. Это было под г. Гродно, не помню названия населенного пункта. Я был ранен осколком мины. Мне пришлось трудно, т.к. немцы добивали тут же тех, кто не мог двигаться. Друзья, Лома Володя и Легкодух, помогали мне, – особенно трудно было подняться с места и немного пройти.
От Гродно нас 2-го июля повели в г.Белосток, в какую-то церковь (Front-Stalag 316). Там переночевали и повели нас в лагерь Острув-Мазовецки (Ostrow Mazowecki). – Stalag 324. через несколько дней нас погрузили в телячьи вагоны и повезли в Германию, в какой-то большой лагерь. Ночевали под открытым небом, кормили плохо. За три месяца из 12 тысяч осталось очень мало. Нас, 50 человек, повезли в горы строить дороги. Из-за плохого содержания и трудной работы мы решили забастовать. После забастовки – расправа – осталось 37 человек, еще 5 умерло, а оставшихся отвезли в г.Гольброн (Heilbron), затем в г. Некорсульм, на фабрику "Шпона" (Neckarsulm) в земле Баден-Вюртемберг. Оттуда удалось бежать, но через два месяца нас поймали и отправили в соляную шахту (210 м под землей). И оттуда мне с товарищем удалось бежать. Жили по лесам, но потом нам повезло – мы попали к доброй старушке, которая дала нам одежду. Потом встретили русского старика, который был в Германии в плену в Гражданскую войну и там остался. Мы очень хотели добраться к своим, расспрашивали, как дойти, но он сказал: "Не рискуйте, до восточного фронта очень далеко". Освободили нас американские войска.

И. Мандрик:... До войны в бывшем графском имении Святск Гурских располагался штаб военного участка № 31 УНС-71 (Управление начальника строительства находилось в Гродно). На участке работали юноши допризывного возраста, которые прибыли сюда по призыву комсомола Белоруссии для возведения оборонных сооружений вдоль новой государственной границы. 22.06 ранним утром всех разбудили мощные взрывы, слышались отголоски боя на границе. Комсомольцев, что собрались по тревоге, пригласил к себе начальник участка П.Н. Кривенко. Он попросил помочь в сборе и отправке за Неман семей рабочих и служащих. Потом нас снова пригласили в штаб. Тут же подобрали несколько парней, и они на полуторке отправились в Сопоцкин. Петр Никифорович пояснил: «Поехали за оружием. Решено создать вооружённый отряд для обороны». В это время к нам подошёл комиссар участка А.П. Сидоров.– Слышите, на границе идет бой, - обратил он наше внимание. – Это враг рвётся на нашу землю. Его удерживают пограничники. Как дальше сложится обстановка, трудно сказать. Потому каждый из нас должен быть готов встать на защиту Родины. Было определено руководство отряда. Его возглавили два капитана, слушатели военной академии, проходившие на участке стажировку. До сих пор помню их фамилии – Артамосов и Кулешов.Комиссаром стал Иван Петрович Казак, наш комсомольский вожак, впоследствии один из организаторов партизанского движения в Белоруссии. Прибыло оружие. На всю нашу группу выдали три ручных пулемёта, около 30 винтовок. Тех, кому не досталось оружия, нагрузили боеприпасами. К нам в отряд попросился пожилой уже слесарь Воробьёв из арматурного цеха. – В Гражданскую войну был красным партизаном, – пояснил он начальнику участка. – Воевать ещё не разучился. Думаю, что пригожусь. Удовлетворили его просьбу. Как он потом нам пригодился! Звали мы его ласково – дядя Володя.
Со стороны границы всё громче и гуще доносились звуки боя. Голубой утренний небосвод на глазах заволакивало чёрным дымом. Горели Новики, Соничи, Сопоцкин. Тройку парней, умеющих ездить на велосипедах, – меня, Петю Башуна, Володю Матюшонка – направили в разведку. Быстро проскочили угол рощи, выехали в поле, вздыбленное буграми. Катим всё ближе к границе. Вдруг впереди показался танк с белым крестом на борту. Значит, немецкий. Побросали мы свои велосипеды, прильнули к земле. Когда танк вылез на бугор, по нему ударили с опушки леса, что тянулся со стороны Сопоцкина. Нам было известно, что там, на опушке имеется ДОТ. Поняли, что это красноармейцы бьют из пулемёта. Танк повертелся и попятился назад, а мы подхватили велосипеды и поспешили к своим. В полдень оставили Святск Гурских. Позади полыхал пожар. Это горели подожжённые нами склады участка. Таков был приказ: ни в коем случае военное имущество не должно попасть врагу. На Немане, недалеко от населённого пункта Гожа, готовили оборону воины строительного батальона, ранее прикомандированного к нашему участку. Приветливо встретил нас комбат с чудной украинской фамилией Терпигора. Расспросил про обстановку и тут же переменился, скомандовал:– Отходите дальше. Ваше «войско» не подходит нам. Мы здесь оборону будем держать, а вы только панику среди солдат можете посеять. Следуйте на восток. Сколько не упрашивали, ничего не получилось. Скорее всего, возраст подвёл. Всё же нам пришлось стать очевидцами разгоревшегося там боя. Вскоре к реке подошли вражеские танки. Загрохотала артиллерия. Всё слилось в сплошной гул, будто кто свёл в одно место сотни весенних гроз. Не удержался батальон на занятом рубеже, а его командир, лихой украинец, сложил свою голову на берегу Немана в самом начале боя. Отходили под прикрытием сплошной завесы из дыма и пыли. К полуночи вышли на дорогу Гродно-Озёры, а рано утром, на второй день войны, столкнулись с группой заброшенных фашистских лазутчиков. Тут показал себя дядя Володя, бывший партизан Гражданской войны. Кстати, к этому времени он стал уже командиром отряда.
Два капитана, о которых шла речь выше, сложили свои полномочия и подались в сторону Гродно. Когда раздались автоматные очереди, дядя Володя выхватил из рук Аркадия Гиргеля пулемёт и полоснул по автоматчикам в зелёных мундирах. Те быстро ретировались. Подобное повторилось и под Скиделем. И так, где с боями, а где оказывая посильную помощь беженцам, толпами пробиравшимися на восток, мы подошли к Минску.

Н. Рунцо (управление начальника строительства, УНС-71): – …Когда я вспоминаю первые дни войны – нашу незащищенность, "безоружность" личного состава, неподготовленность к войне на государственной границе – до слез обидно за наших однополчан, за гибель сослуживцев того периода. Тысячи пленных, неповинных рядовых и командиров – разве это не предательство тех дней? Нет оправдания военачальникам того времени, кто отвечал за боеготовность нашей армии…
В июле 1941 года виновником позорного разгрома войск Западного фронта определили Павлова.
Во всех ротах, батареях, эскадронах и эскадрильях Красной Армии было зачитано постановление ГКО № 169сс от 16 июля 1941 года:
"Государственный Комитет Обороны устанавливает, что части Красной Армии в боях с германскими захватчиками в большинстве случаев высоко держат великое знамя Советской власти и ведут себя удовлетворительно, а иногда прямо геройски, отстаивая родную землю от фашистских грабителей.
Однако, наряду с этим, Государственный Комитет Обороны должен признать, что отдельные командиры и рядовые бойцы проявляют неустойчивость, паникерство, позорную трусость, бросают оружие и, забывая свой долг перед Родиной, грубо нарушают присягу, превращаются в стадо баранов, в панике бегущих перед обнаглевшим противником.
Воздавая должное славным и отважным бойцам и командирам, покрывшим себя славой в боях с фашистскими захватчиками, Государственный Комитет Обороны предупреждает вместе с тем, что он будет и впредь железной рукой пресекать всякое проявление трусости и неорганизованности в рядах Красной Армии, памятуя, что железная дисциплина в Красной Армии является важнейшим условием победы над врагом.
Государственный Комитет Обороны требует от командиров и политработников всех степеней, чтобы они систематически укрепляли в рядах Красной Армии дух дисциплины и организованности, чтобы они личным примером храбрости и отваги вдохновляли бойцов на великие подвиги, чтобы они не давали паникерам, трусам и дезорганизаторам порочить великое знамя Красной Армии и расправлялись с ними, как с нарушителями присяги и изменниками Родины".

А. Варшавский: В марте 1941 года были призваны из запаса выпускники Харьковского инженерно-строительного института. В Гродно группа харьковчан в количестве 20 человек прибыла 1 апреля, они составили костяк вновь созданного стройучастка, где Воробьев В. Ф. был назначен начальником…
27 мая 1941 года в УНС-71 на практику сроком до 1 октября 1941 года прибыла группа слушателей Военно-инженерной академии им. В.В. Куйбышева (15 чел.), а 3 июня ещё шестеро.
9 июня в Гродненский укрепрайон приехал генерал-лейтенант инженерных войск Дмитрий Михайлович Карбышев, командированный Генштабом НКО для инспекции.
Побеседовав с командованием 3-й армии и начальником инженерного отдела подполковником С.И. Иванчихиным, он выяснил, что в плане Гродненского укрепрайона имеются уязвимые места. Особенно слабо оказался защищённым стык округов, оставался открытым правый фланг 3-й армии на участке от р. Неман до Соничи на север от Августовского канала. Карбышеву объяснили, что там запланировано строительство двух опорных пунктов, которые смогут простреливать промежутки и держать связь с участком обороны 56 СД у Немана.
В первые дни войны при начальнике планово-производственного отдела УНСа Александре Николаевиче Иванове, выпускнике Военно-инженерной академии, сформировалась дружная команда. Это был как бы его штаб, который руководил в т.ч. и разведкой. В распоряжение начальника конструкторского отдела Вилкина была выделена автомашина-полуторка, на которой установили на треноге пулемёт. Перед ним была поставлена задача держать командование УНС и УР в курсе событий на переднем крае, а также восстановить утерянную связь с командованием 3-й Армии. Вместе с ним был инженер-дорожник Натус Анатолий (мой хороший приятель). Свою задачу они выполнили хорошо. Я уверен, что именно благодаря их разведданным мы изменили маршрут нашего отхода – с начального направления на Лиду ушли южнее, так как острие наступления немцев было именно в направлении на Лиду. Изменив направление, наши колонны обошли горящий Минск с юга, вышли на шоссе Минск–Могилёв и без особых событий сосредоточились в Могилёве. После Минска Вилкин и Натус направились в разведку в район станции Смолевичи (между Минском и Борисовом).
В Смолевичах ещё не было ни немцев, ни наших, население растаскивало склады. Вилкин и Натус попытались прекратить разгром, но в это время на станцию влетели немецкие мотоциклисты. В перестрелке Вилкин и Натус погибли. Через некоторое время шофёр без машины нас разыскал и об этом рассказал. Судя по тому, что наших товарищей мы больше не видели – надо думать, что это правда. Если бы они были живы, то обязательно разыскали бы нас в последующие дни и недели.
В первую военную ночь с нами были жёны командиров. Затем всех их разместили в легковых машинах и во главе
с главным инженером УНС А. Прихожаном отправили в тыл. Одна из женщин была, как и я, из Харькова. Я в темноте напиcал записку жене, её передали в Харьков. Возможно, это была жена Гавриленко. Моя жена часто вспоминает эту записку и мой рассказ о первом дне войны.
Начальник отдела кадров УНС-71 Коцур И.П. в первый день войны, погрузив свой архив, выехал и без остановки добрался до Москвы, где был задержан как паникер. Его разжаловали и отправили на формирование минометных частей. Почему-то до войны у нас в армии не придавали значения этому виду оружия. В первые месяцы войны немцы очень эффективно пользовались минометами, и это подтолкнуло к форсированию создания минометных частей. Дело новое, неосвоенное, воспринималось как наказание.
Воентехник 2 р. Соболев А.И. при виде горящей Вязьмы (куда мы отошли от Смоленска) с возмущением начал высказываться, дескать, смотрите, песни пели "Любимый город может спать спокойно" и что? Отмечу, что это был патологический трус и не раз обнаруживал это при выполнении отдельных заданий. Он также был арестован и разжалован.
Рядовой Мирчинк из проектного отделения пропал в первые дни войны, несколько дней его не было, а затем появился. По его рассказу, он попал в плен, но ему удалось бежать, когда на немецкую часть, где он находился налетела наша авиация. Одобрительно отзывался об организованности и четком порядке у немцев. Был предан суду военного трибунала. Суд счел, что немцы специально отпустили его с задачей распространения панических слухов в Красной Армии. Судьба его мне неизвестна.
После выхода из окружения под Вязьмой УНС-71 был переименован в УВПС-5 (Управление военно-полевого строительства). Относительно небольшая группа из довоенного коллектива УНС-71 во главе с Голубевым, Ивановым и Федоровым прошла путь от УНС-71 к 11-й Могилёвской Ордена Красного знамени инженерно-сапёрной бригаде.

Н. Рунцо: – …Под Смоленском, в июне 1941 года, был "взят" органами бывший главный инженер СУ-33 лейтенант Румянцев В.И. за резкие высказывания.
Когда мы обошли горящий Минск, то на ночь сделали остановку в лесу. Снабжения горючим не было, начали сливать что осталось в легковые машины. Румянцев стал возмущаться: вот сейчас начальство удерет, а нас оставят на уничтожение. Почему мы отступаем? Почему у немцев и с техникой, и с горючим порядок? Вон какая пехота у них оснащенная… и т.п. Судьба его мне неизвестна.
 

Здание комендатуры 68УР и УНС-71, в 1941 г. - г.Гродно, ул. Бригитская, д.1.

Недоверие к красноармейцам, попавшим в плен к врагу, сформировалось во время финской войны 1939-1940 годов. После окончания боевых действий финны вернули пять с половиной тысяч пленных. Всех судили и отправили в лагерь.
В сорок первом попало в немецкий плен два миллиона солдат и офицеров Красной Армии, в сорок втором – миллион триста тысяч, в сорок третьем – почти полмиллиона и в сорок четвертом – двести тысяч. Выжило из них около сорока процентов.
Сразу после нападения Германии швейцарский Международный комитет Красного Креста обратился к Молотову с предложением организовать обмен списками военнопленных, чтобы они могли известить родных о своей судьбе, писать им письма.
Сталин разрешил Молотову дать согласие. Появилось сообщение, что в Москве откроется Центральное справочное бюро, в котором можно будет узнать о судьбе военнопленных. В Анкаре и Стокгольме (во время войны в нейтральных Турции и Швеции закипела дипломатическая жизнь) начались переговоры с представителями Международного комитета Красного Креста.
Но в политбюро пришли к выводу, что попавшие в плен – это трусы и предатели и заботиться о них незачем. Молотов отверг предложения швейцарского комитета устроить обмен тяжелоранеными и наладить снабжение пленных продовольственными посылками. В немецких лагерях пленные красноармейцы были единственными, кто не имел никакой защиты (а немцы старались не ссориться с Красным Крестом) и не получал ни медицинской помощи, ни продовольственных посылок, которые помогли бы им выжить.
По последним подсчетам, два с половиной миллиона советских военнопленных погибли в немецком плену.
Страшно было попадать в немецкий плен, но и возвращаться к своим попавшие в окружение тоже боялись.
Когда немцев выбили с территории Советского Союза, девятьсот тысяч военнослужащих, оставшихся под немцами, вторично были призваны в Красную армию.
В основном это были красноармейцы, которые оказались в окружении, но сумели избежать плена и, либо осели в деревнях, либо партизанили. Дезертирами и изменниками объявлялись все окруженцы, не сумевшие перейти линию фронта и выйти к своим. Поэтому боялись даже идти в партизаны. Тем не менее, немалое число окруженных все-таки входили в партизанские отряды или даже ими командовали.
Когда они выходили к своим, встречали их без почестей.

С. Машко (45 сапб 27 сд): – Когда началась война, то мы старались удержать проклятого врага. Конечно, наши силы были слабее. Командование нам говорило: будем держать позиции до последнего – скоро нам пришлют новые силы и враг будет разбит. Но пришлось отступать. Наши командиры были вместе с нами до Барановичей. Мы попали в окружение, а потом в плен. Пригнали нас в лагерь в Волковыск. Из лагеря мне удалось уйти на пятые сутки. С горем пополам я дошел домой, в д. Крупники Вилейского района Минской области. После освобождения, с 1944 года снова служил, строил мосты.

За годы войны военные трибуналы осудили около миллиона военнослужащих, из них сто пятьдесят тысяч расстреляли, то есть пятнадцать дивизий уничтожили сами. В основном это были солдаты и офицеры, которые вышли из окружения или бежали из плена.
16 августа 1941 г. Сталин подписал печально известный приказ Ставки Верховного главнокомандования № 270 "О случаях трусости и сдачи в плен и мерах по пресечению таких действий", продиктованный желанием найти виновных в неудачах на Западном фронте и объяснить причины разгрома нескольких армий трусостью их командиров.
Характерный стиль приказа № 270 свидетельствует о том, что текст продиктовал сам Сталин. Вместе с ним свои подписи поставили маршалы Буденный, Ворошилов, Тимошенко, Шапошников и генерал армии Жуков. Сталин упрекал не только тех, кто оказался в плену, но и тех, кто не помешал этому.
"Члены военных советов армий, командиры, политработники, особоотдельщики, находившиеся в окружении, проявили недопустимую растерянность, позорную трусость и не попытались даже помешать перетрусившим Качаловым, Понеделиным, Кирилловым и другим сдаться в плен врагу".
Приказ № 270 заканчивался грозным предупреждением:
"1. Командиров и политработников, во время боя срывающих с себя знаки различия и дезертирующих в тыл или сдающихся в плен врагу, считать злостными дезертирами, семьи которых подлежат аресту, как семьи нарушивших присягу и предавших свою Родину дезертиров.
Обязать всех вышестоящих командиров и комиссаров расстреливать на месте подобных дезертиров из начсостава.
2. Попавшим в окружение врага частям и подразделениям самоотверженно сражаться до последней возможности, беречь материальную часть как зеницу ока, пробиваться к своим по тылам вражеских войск, нанося поражение фашистским собакам.
Обязать каждого военнослужащего независимо от его служебного положения потребовать от вышестоящего начальника, если часть его находится в окружении, драться до последней возможности, чтобы пробиться к своим, и, если такой начальник или часть красноармейцев, вместо организации отпора врагу, предпочтут сдаться в плен, – уничтожать их всеми средствами, как наземными, так и воздушными, а семьи сдавшихся в плен красноармейцев лишать государственного пособия и помощи.
3. Обязать командиров и комиссаров дивизий немедля смещать командиров батальонов и полков, прячущихся в щелях во время боя и боящихся руководить ходом боя на поле сражения, снижать их по должности как самозванцев, переводить в рядовые, а при необходимости расстреливать их на месте, выдвигая на их место смелых и мужественных людей из младшего начсостава или из рядов отличившихся красноармейцев".
Иначе говоря, все попавшие в плен заранее объявлялись предателями и изменниками. Сталин требовал от всех красноармейцев в критической ситуации покончить с собой, но не сдаваться в плен. Такого призыва к массовому самоубийству не знала ни одна армия мира.
А ведь окруженные части были обречены. Мало что делалось для того, чтобы помочь им вырваться, чтобы спасти попавших в котел бойцов и командиров.
Приказ № 270 от 16 августа 1941 г. и другие подобные документы создали основу для правовой дискриминации всех бывших военнопленных без разбора. Наращивание правового беспредела привело к усугублению положения тех, кто перед войной входил в командный состав.
Постановлением ГКО от 4 ноября 1944 года всех освобожденных из плена или вышедших из окружения офицеров стали отправлять рядовыми в штурмовые батальоны. После ранения или награждения орденом им возвращали офицерское звание, но остаться в живых в штурмовых батальонах удавалось немногим. Их бросали в атаку на самых гиблых направлениях. Через штурмовые батальоны прошли двадцать пять тысяч офицеров. Этого числа хватило бы на формирование офицерского состава двадцати двух дивизий.






Категория: Воспоминания строителей 68-го укрепрайона | Добавил: Admin (27.07.2013)
Просмотров: 1342 | Рейтинг: 2.5/2
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ
Cайт визуально адаптирован под браузер
Mozilla Firefox скачать/download
В остальных браузерах сайт может отображаться некорректно!
(IE, Opera, Google Chrome и др.)
Рекомендуется установить дополнение uBlock, добавить

В связи с изменением адресации ресурса ОБД-мемориал большинство ссылок не работают. Проводится работа по обновлению ссылок.
Категории раздела
Воспоминания ветеранов 9 опаб [22]
Они сражались непосредственно вместе с 213 СП.
Воспоминания ветеранов 10 опаб [8]
Воспоминания самих ветеранов и родственников
Воспоминания строителей 68-го укрепрайона [14]
Основные источники
ОБД Мемориал Подвиг Народа
Друзья сайта
Песни сайта
Статистика
Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0
Форма входа