Воспоминания Слеткова П.Я. - Воспоминания ветеранов 213 СП - Воспоминания ветеранов 56 СД - Каталог статей - 213 стрелковый полк 56 Московской стрелковой дивизии

Главная » Статьи » Воспоминания ветеранов 56 СД » Воспоминания ветеранов 213 СП

Воспоминания Слеткова П.Я.

После первомайского парада в Гродно по приказу командующего 3 А Кузнецова 213 СП 56 СД оставил казармы на Фолюше и был направлен в летний палаточный лагерь. Всю ночь с 8 на 9 мая на всем протяжении пути падал обильный снег. К утру покров снега достиг до 5 см. С прибытием в назначенное место, красноармейцы под руководством своих командиров приступили к возведению палаточного лагеря. Каждому подразделению была дана определенная работа: планирование площадок, рытье котлованов под палатки, заготовка лесоматериалов и пр. Несмотря на неблагоприятные условия из-за мокрого снега, работа проходила дружно. До полудня снег растаял, песчаная почва быстро поглотила воду, но хвойная колка долго еще держала влагу отчего обувь не просыхала. Время шло, лагерь благоустраивался, построили и хорошо оформили Красный уголок, выровняли и посыпали чистым песком линейку для построения. Большую работу провели по созданию спортплощадки. Не совсем еще благоустроился лагерь, впереди много текущих работ, но главное это тактические занятия на местности по отработке взаимодействия расчетов. По взводам стали выходить в более открытые места, откуда хорошо проглядывалась северо-западная сторона. Нельзя было не заметить вышки, расположенные по кривой линии вдаль. "Что это за вышки?", - спрашивали бойцы комвзвода лейтенанта Кормилицына, - это немецкая граница и немцы ведут с этих вышек наблюдение за нашей территорией, - это мы так близко от немцев?, - да, мы близко от немцев, а пограничники совсем вплотную к ним, но это нас не должно страшить, у нас с Германией заключен договор о ненападении сроком на 20 лет, но в любом случае мы немцев не боимся, пусть попробуют сунуться". Со временем мы перестали обращать на вышки внимание. Особенно нас привлекал Августовский канал и река Черная Ганча, здесь часто приходилось стирать портянки и пропотевшую гимнастерку и, конечно, поплавать в прохладной воде. Вторую половину мая и июнь 1941 г. стояла жаркая погода, на небе ни облачка. Почти каждый день приходилось совершать длинные переходы в полном боевом снаряжении к местам тактических учений подальше от границы. Июнь был особенно тяжелым для минометчиков, сколько земли приходилось перекопать, а к концу занятий надо все заровнять как было. Минометчики между собой начали проявлять недовольство к командиру взвода - зачем это, чуть ли не каждый день зарываемся в землю, а тут еще лейтенант стоит с часами, засекает время и торопит, - быстрей, быстрей - куда он спешит? - закапывались вчера и раньше, можно было бы не копать снова, а проводить занятия в готовых окопах, нет, давай ему все новые и новые ямы, уже все руки от лопаты в мозолях и ссадинах. Наконец, некоторые не выдержали и задали свои вопросы лейтенанту. "Эка беда, руки, а что сказал Суворов? - тяжело в ученье, легко в бою, - ответил лейтенант - вас еще петух как следует не клюнул, поэтому вы и считаете, что работа бесполезная". Вот давайте сравним, у меня в сумке данные вашей подготовки с начала службы до сегодняшнего дня, а сегодня вы чуть перевалили за 8 месяцев службы. Раньше, по команде - к бою! вам не хватало минуты, чтобы привести минометный расчет в боевую готовность, а сейчас мы добились 15 сек., разве это не результат вашей "трудной" работы? Во-вторых, раньше вы окапывались более чем за полчаса, теперь мы в отдельных случаях достигаем 10 мин., но и это я считаю не предел. Во время финской войны, при сильном морозе, приходилось зарываться в промерзшую землю под непрерывным обстрелом, вот там никто не показывал свои мозоли, никто не стоял с часами, все работали только бы скорее углубиться в землю. Поэтому я, как и все командиры нашего полка, добиваемся хорошей подготовки, проводим соревнования на скорость, выносливость, сноровку. Наш 3 батальон под командованием ст.лейтенанта Богачева 21 июня после полудня вернулся в лагерь с двухдневных тактических занятий. Запыленные, усталые красноармейцы старались бодро держать себя, не выдавая усталости. Каждый спешил скорее прийти в лагерь и пойти хорошо выкупаться в Августовском канале, что впадает в р.Неман. Старшина минроты Лесков так и сделал: он сводил нас на канал, где мы сбросили свою усталость и пыль. Оставшееся время до наступления темноты я затратил на изготовление городков, в надежде – завтра воскресенье, организовать ребят своего минометного взвода играть в городки. Вечером объявили: желающие могут посмотреть кинокартину «Волга-Волга». Усталость двухдневных занятий дала себя знать и многие не пошли в кино, легли спать. Возвращаясь из кино, я подошел к штабу полка опустить письмо матери и пришел в палатку последним. Когда я стал раздеваться, в стороне границы раздался винтовочный выстрел, потом второй, затем очередь из автомата. Не успели обсудить в чем дело, как в другой стороне более отдаленной от лагеря, послышались выстрелы. Неопытность молодых красноармейцев не позволила понять, что это признак большой неприятности. Солдаты улеглись, многие уже спали. Нас разбудила сильная перестрелка в стороне границы, затем я слышу команду: «Дежурная рота, в ружье!» Как и товарищи по палатке, я думал, что это опять тревога, проверка на выносливость. И вот слышно, как бегут красноармейцы на построение. В лагере наступила тревожная тишина. Стрельба в стороне границы не прекратилась, а усилилась. Мы продолжали лежать в палатке, рассуждая, что бы это могло быть? Опять раздалась команда: «Пулеметная рота, в ружье!» Опять топот, беготня по лагерю и построение. Рота ушла, что это может быть? Ведь сколько было различных тревог и никогда не было перед тревогой стрельбы ни в расположении полка, ни за пределами его. Не успели рассудить, как заиграли общую тревогу, тут же вбегает в палатку командир взвода лейтенант Кормилицин - участник финской войны, которого очень уважали в минроте. Он скомандовал: «В ружье! Боевая, тревога!» Красноармейцы впопыхах стали одеваться и выбегать на построение. В это время по всей границе шла стрельба из автоматов и винтовок. Лейтенант торопил нас: «Быстрее, быстрее! Немцы напали на нашу границу, пограничники ведут бой с немцами». Выбегая из палатки, мы увидели на высоте около 100 метров какой-то необыкновенный самолет с двумя фюзеляжами. Когда он сделал вираж, хотя еще не совсем было светло, я увидел черный фашистский крест. Самолет сделал облет над лагерем и удалился на запад. А красноармейцы все стояли раскрыв рты, провожая взглядами удаляющийся самолет и не сделав ни единого выстрела, да и стрелять было нечем – патроны еще не получили. Не дожидаясь полного сбора личного состава, без построения, лейтенант скомандовал: "За мной, к минометам!" Не сказать, что я сильно растерялся. После команды я вернулся в палатку, схватил из-под подушки своей постели два тома книг «Разгром» Фадеева и «Труд» Э. Золя, сунул их поспешно в ранец и выбежал из палатки. Только взвод отбежал от палаток, как из-за вершин сосен молниеносно промчались два немецких истребителя и открыли огонь по лагерю. Мы не сразу поняли почему толстые суки, вершины и кора деревьев летели во все стороны. От внезапности появления самолетов Кормилицын не успел подать команду: "Воздух!", но сразу после налета закричал: "Чего стоите, как мокрые вороны, рты раскрыли, надо по звуку определять направление полета и немедленно укрываться за ствол дерева". Для длительного разноса у Кормилицына не было времени, он крикнул, - "За мной", но тут опять послышался нарастающий рев самолетов, все остолбенели, руки повисли и глаза до предела расширились. Послышалась команда, - "В укрытие", все стали прятаться за деревья толкаясь по 2-3 человека, отталкивая один другого. Случись такое раньше – это было бы смешно. Самолеты вновь прострочили по лагерю, но минометный взвод остался в стороне. Лейтенант опять крикнул: «За мной»! Полк в полном боевом снаряжении, но с минимальным запасом боеприпасов побежал в сторону границы. Пробежали с километр от лагеря, тут на правом берегу канала и заняли оборону. Минометчики приступили к оборудованию позиций немного в тылу задней кромки обороны пехоты. Все делали как на занятиях. Берег канала нашей обороны был возвышенный и с большим массивом хвойного леса. Берег, откуда ожидался противник, порос кустарником лозы и образовал полосу метров в 200 шириной вдоль канала, а за кустарником – возвышенность и пошел такой же хвойный лес, как и на нашей стороне. В третьем часу командир минометной роты лейтенант Попруга приказал старшине роты Лескову срочно скакать за боеприпасами. Ездовые Моняхин, Липовенко, Завязкин на трех пароконных повозках поскакали в Гродно. Позже, по рассказу ездовых и старшины на складах скопилось множество повозок и машин, боеприпасы не отпускали, ожидая приказа сверху, а когда приказ поступил, малочисленный штат склада оказался не в состоянии обеспечить выдачу всем. В седьмом часу утра ездовые вернулись, но мин привезли мало, в основном патроны и гранаты. Сменив взмыленных коней, ездовые опять поскакали за боеприпасами, но на этот раз они не вернулись, куда они делись и что с ними стало неизвестно. Наш третий батальон занял оборону от моста через канал на Соничи параллельно канала до моста через реку Черная Ганча. К трем часам третий батальон полностью окопался и замаскировался. По всем признакам напротив позиции нашего батальона раньше было озеро, потом оно высохло и образовалась котловина. Перед нами за лесом была расположена 3-я погранзастава 86 погранотряда лейтенанта Усова, она уже вела бой. Они проявили мужество и отвагу, они ждали подкрепления и были уверены, что за их плечами стоит стрелковый полк, он поможет. Когда застава была расстреляна немецкой артиллерией, в наш полк были посланы двое раненых пограничников за помощью, но командование 213 полка, не имея приказа вести бой непосредственно на границе, не решилось помочь пограничникам. Под сильным натиском неприятеля наши пограничники при отступлении разбились на две группы. Одна при отступлении перешла по мосту в районе х.Черток, другая – в районе д.Соничи. Наше командование это учло и поставило более мощный заслон на подступах к мостам. Пока никого не видать, а треск разрывных пуль достигает нашей обороны. Наши красноармейцы лежат, затаив дыхание. Пожалуй, у многих, не только у меня сердце стало биться сильнее, сжиматься в висках. А тем временем все ближе и ближе подходит канонада. Пули неприятеля летят на нашу оборону, но неприятеля пока не видно, эти пули пока те, которые случайно проходят через лес. Но все же, их уже много. И вот заметно, хорошо видно, как во весь рост спускаются со склона, выходят из большого леса и входят в кустарник, казалось удивительно большого роста, с засученными рукавами, немцы. Они идут, не прекращая стрельбу, идут прямо на нас, простреливают каждый куст. Нам хорошо видно их, когда они переходят открытые места, между кустов. Но стрелять - мы не стреляем, нет приказа. До встречи остается метров 100. Наша оборона немцами пока еще не раскрыта, поэтому они идут в рост. Наш минометный взвод расположился в тылу своей пехоты и за это время успел выкопать по два окопа на каждый миномет. Прокопали ходы сообщения, хорошо замаскировали наблюдательный пункт. Впрочем, постарались сделать лучше и быстрее, чем вчера на тактических занятиях. И вот встреча: часть немцев близко подошла к каналу, залегла и еще сильнее стала обстреливать берег нашей обороны. Но и теперь, по всем видам, наша оборона не обнаружена. Наша сторона, затаив дыхание, молчала. Командование решило подпустить ближе основную часть немцев. Так и получилось. Немцы встали и двинулись вперед, за ними плотная вторая цепь. Помню, кто-то из наших минометчиков сказал: «Ну, что ж, грохнем, лейтенант!» «Нельзя! Нет приказа». И тут наша пехота открыла огонь. Это был для немцев губительный огонь, который они не ожидали и не встречали в течение двух часов ведения ими войны против нас. До чего же было азартное и интересное зрелище! Десятками немцы валились, как подкошенные. Часть их старалась ползти, но это было бесполезно. Ведь они так близко подошли к нам, что нам хоть не целься. Радость просияла на лицах наших красноармейцев. Ведь и правда мы сильны, как нам говорили политруки. Теперь на факте видно, что мы сильны. «Товарищ лейтенант, пехота уже воюет, а мы?» «Придет время, будем и мы!» Каждому из нас уж так хотелось вскочить, дать стрекача в погоню за немцами. Но нет приказа выходить из окопа и переходить в атаку. Наши солдаты то ли от радости, то ли по желанию все продолжали стрелять в сторону уничтоженных и кое-где бегущих немцев. В нашем направлении наступило полное затишье то ли с большого перепуга, то ли по случаю больших потерь со стороны немцев. От радости наши красноармейцы стали обниматься, толкать один другого, грозить кулаком в сторону сбежавших немцев. Видя большой восторг и проявление совсем ненужной ходьбы по линии обороны, командование приказало лечь и быть более осторожными. На направлении нашего 3-го батальона война окончилась, и только вдали от нас, справа и слева, шла такая-же стрельба, как только что перед нами. «Ну да ничего – скоро и там наши их успокоят. Со стороны д. Соничи их танки не пройдут – мост их не выдержит, а пехота их не справится – разве им непонятно, что бесполезно идти на нас – вон, сколько мы их положили» – рассуждали бойцы. Вскоре после боя старшина нашей роты привез нам каски и стал организованно выдавать по минометным расчетам. В это время я получил револьвер, как командир минометного расчета. Красноармейцы в разговорах судили и делали различные выводы: почему мы не снялись и не пошли преследовать немцев? Когда получили каски, тут стали строить выводы: раз не было на нас касок, значит, в атаку идти нельзя. Другие говорили, нет, это не потому, что на нас не было касок. Это потому, что нет более половины комсостава. В самом деле, большая часть комсостава, имевшие свои семьи в Гродно, в субботу на ночь разъехались по своим семьям. В полку, в основном, остался младший комсостав. Прошло примерно полчаса. Немцы вновь предприняли наступление. Они стали подползать и вновь открыли огонь. Тут они уже били по цели, хорошо зная нашу позицию, но не так активно, как стреляли до их крещения. Или их смущала масса их трупов, или их было мало. Мы думали, что они трусы и боятся подходить к нам. Но потом убедились, что они не обращают внимания на наш мощный огонь. Они напористо лезут и усиливают интенсивность огня. Тут же они применили артиллерию и началась жаркая настоящая схватка. Наша артиллерия могла бы дать ответный огонь, но не было снарядов, был комплект только для противотанковых пушек, но его берегли на случай отражения танков. Чувствуя уверенность, наши красноармейцы рвались в атаку. Но приказа не было. Имея невыгодную позицию, враг все равно приближается и ползет вперед, стремится сосредоточить свои силы в лощине. Наше командование разгадало, что враг готовит рывок на нашу оборону. К этому времени, к десяти утра, как средний, так и старший комсостав был в расположении своих подразделений. Тут раздалась команда командира минометной роты ст. л-та Попруги: «Рота, слушай мою команду! Ориентир – сухая ветла, угол 65! Три осколочных мины, огонь! Выстрел!» «Есть выстрел!» Мы томительно ждали этой минуты, минуты вступления в бой нас, - минометчиков. Мы, хорошо были подготовлены к ведению беглого огня, в руках наших наводчиков уверенно работали как вертикальный, так и горизонтальный механизмы миномета, огонь переносился дальше-ближе, левее-правее. В свою очередь я, - командир минометного расчета, выполняя команду командира взвода лейтенанта Алексея Кормилицина, последовательно кричу: «Огонь! Выстрел! Есть выстрел!» На лицах моих товарищей, подчиненных мне, просияла улыбка, да такая улыбка вряд ли у кого появлялась за всю службу в армии. И тут мы в лощину пустили из шести минометов по три мины. Немцы, как муравьи, поползли из лощины. Откуда их столько наползло? Тут мы по-настоящему вступили в бой. Накрыли всю лощину, немцам некуда было укрыться, их атака на наш батальон сорвалась. Выполняя приказ командира взвода, я приказываю: «Ориентир - кудрявая сосна, угол 55, три осколочных мины, огонь!» «Выстрел! Есть выстрел!» Вот тут-то мы увидели цену нашего миномета. Ведь если бы не мы, что могла бы сделать пехота засевшим в котловане немцам? Тут и пехота повеселела, и вряд ли кто теперь на нас скажет: «Самоварщики!» И так мы трижды выгоняли немцев из лощины. И все же они туда лезли. К 8 часам утра мины у нас кончились! По соседству с нами справа стоял 38-й отдельный разведывательный батальон. Он был вооружен по последнему слову техники того времени. По случаю отсутствия мин, мне было приказано доставить пакет в штаб полка. Пробираясь по тылу 38-го разведбата, я увидел печальное зрелище. И так это зрелище подействовало на меня, что я едва удержал слезы. Это стояла совершенно бездействующая наша могучая техника – бронемашины БА-10 с 45-мм пушками. Все это готово было по своей тактической расстановке уничтожить врага. Но снарядов и патронов нет! Расчеты залегли и вместе с пехотой отражали натиск неприятеля, оставив десятка полтора для охраны техники. Видя, что наши минометы молчат, немцы стали более наглеть и опять сосредотачиваться в лощине, очевидно для прорыва. При этом они усилили артиллерийский обстрел. У нас стали появляться раненные и убитые. Расчеты нашей полковой артиллерии, минометной роты, роты связи, полковая разведка, как резерв, были сосредоточены на наиболее вероятных направления намечающегося прорыва немцев. Потом в небе появились несколько сигнальных ракет и немецкий артобстрел сразу прекратился, наступила тишина. Не успели мы стряхнуть с себя песок от разрывов, как немцы лавиной бросились в атаку, но тут же были остановлены нашим плотным огнем. Не обращая внимания на наш сильный огонь, примерно в 12 часов дня, немцы лавиной бросились в канал. И только когда их ноги коснулись воды Августовского канала, раздался призыв: «За Родину! За Сталина! Вперед! Ура!» Услышав призыв, мне казалось, вот-вот с меня слетит каска, как будто волосы на голове стали дыбом, по всему телу пробежал ток. Я вскочил и побежал вперед, тоже «За Родину! За Сталина!» Мы бросились в канал и почти на середине его сошлись с немцами. Но мы оказались в менее выгодном положении, чем немцы. Поэтому нас в рукопашной схватке больше погибло. Вывод здесь таков: немцы высокого роста. Мы ниже их. Немцы в основном с автоматами, мы-с винтовками. Немцам в воде по груди, нам – по шее. У немцев руки свободны и они с размаху бьют по голове наших солдат, мы ничего не можем сделать, так как руки у нас в воде. Кроме того, в канале стало так тесно, что и развернуться негде с длинной винтовкой. Казалось, всё, все мы погибли, а немцы прорвут нашу оборону. И только тогда, когда немцы оттеснили нас на наш берег, тут стало по-другому. Тут сыграл исход победы наш русский штык. Мы стали их колоть, бить с размаху прикладом, где успеешь попасть. Способность короткого автомата потеряла преимущество в рукопашном бою. Так немцы и остались в канале. Когда кончилась рукопашная схватка, раненых мы не бросили, а перенесли на свою сторону. Казалось, все, немцы разбиты хоть с большими потерями с нашей стороны, но разбиты. Но они подтянули свежие силы, окопались и не прекращают ведения мощного огня. Так нам в тот день не пришлось ни позавтракать, ни пообедать. После боя командование отметило, как особо отличившийся, пулеметный расчет тамбовца Василия Хворостова. Его "максим" был хорошо расположен на возвышенности с удобным сектором обстрела. Своим плотным огнем он не подпускал основную массу немцев к каналу. Жаркий бой не стихал, немцы вновь усилили артиллерийский и пулеметный огонь. Но стало видно, что к атаке они не готовятся, ведут бой на расстоянии. Так продолжалось до вечера. Когда солнце скрылось, стрельба с обеих сторон значительно ослабела и, наконец, совсем стихла. Казалось, что это сон, абсолютная тишина, но она длилась не более пяти минут, тишину нарушил винтовочный выстрел и тут же с обеих сторон заработали пулеметы, к полуночи стрельба ослабела и перешла в винтовочную перестрелку. Каждый из нас жил в надежде и держал как бы в секрете: вот-вот подойдут ночью скрытно наши главные силы, тогда-то мы уж вас, фашисты, проучим! Оказалось, напрасно с глубокой тоской в душе мы ждали подкрепление, оно к нам не пришло. Ночью был получен приказ всем подразделениям передвинуться ближе к каналу не менее, чем на 30-40 м. Покидать свою оборону было страшновато, теперь в отдельных местах линия обороны проходит по открытой местности. Не успели углубиться в землю, как каждый получил по три гранаты Ф-1 и приказ, при попытке немцев перейти канал встретить их огнем, затем, по команде, - гранаты к бою, применить гранаты. Ожидалось, что утром немцы возобновят штурм, при отсутствии минометного огня, здесь для них самое удобное место, левее от них ДОТ, хоть он и не закончен, но он действует, там им не пройти. Мы начали сомневаться, что если не подойдет подкрепление, мы не удержимся, надежда на гранаты, на ближних подступах контратаковать гранатами. Но наши прогнозы не оправдались, немцы отказались от штурма на следующий день. Огонь же их артиллерии не причинил нам особого вреда, так как он угодил значительно дальше в тыл нашей обороны. Немцы, видимо, рассчитывали на глубокую нашу оборону, а она была растянута в линию. В понедельник 23 июня, перед вечером, командир полка Т.Я. Яковлев провел военный совет с комсоставом полка до командиров взводов. Он сказал, что еще в ночь на 22-е была прервана связь с вышестоящими штабами. Во второй половине дня 22-го июня мы были отрезаны от Гродно и в данное время находимся в окружении, тем самым лишены доставки боеприпасов, продовольствия и медицинской помощи. Как известно, снарядов нет, мины кончились, патроны на исходе. К подходу подкрепления нет никаких предпосылок. Первый батальон нашего полка под командованием капитана Смирнова, находится в Гродно (-???), о его судьбе нам ничего не известно. Наш полк в составе второго и третьего батальонов ведет оборонительные бои. По единогласному решению штаба нашего полка в виду создавшегося положения приказываю, - под мою личную ответственность, всем подразделениям, кроме пулеметных рот, в 23 часа скрытно, без суеты и паники, сняться с линии обороны и отойти к месту построения в общую колонну, о месте построения будет сообщено дополнительно. Лейтенанту медицинской службы Яворской, при содействии ст. лейтенанта Вещунова, обеспечить отправку раненых в тыл, в район д.Песчаны. Никто из нас, находящихся на передовой, тогда не знал, что связь с полком прервана еще до начала военных действий. Неизвестно было и то, что полк находится в окружении. Каждый красноармеец знал одно: четко выполнять приказы командира, умело отражать атаки неприятеля, сохранять себя, оберегать своих товарищей. Нам и в голову не приходило, что через считанные часы мы оставим линию обороны и начнем отступать. Думать об этом было преступно. В сознании каждого красноармейца было одно: Красная Армия в случае военных действий, будет воевать не на своей территории, а на территории неприятеля. Как-то при разборе одного тактического занятия красноармеец Анфиногенов - наводчик 82-мм миномета, задал вопрос командиру взвода мл. л-ту Чернышеву: «Товарищ лейтенант, а как быть в случае отступления?» Командир взвода покраснел, глаза его впились в Анфиногенова, и он прокричал: «Красная Армия никогда не будет отступать, она, если потребуется, пойдет только вперед. Для нас преступно отрабатывать тактику отступления. Запомни это, и больше таких глупых вопросов не задавай». Чтобы не обнаружил враг снятия нашей обороны, командование полка разработало тщательный план отхода. За 15 минут командиры взводов прошли от начала до конца линию обороны своих взводов, подходили к каждой оборонительной траншее и ячейке, инструктировали каждого. Таким образом, красноармейцы к месту сбора направлялись по одному в интервале 20-30 м. Т.о., организованный отход был обеспечен без шума, шороха и лишних разговоров. Когда все подразделения поротно были сведены к месту назначения, тогда из числа красноармейцев каждого подразделения была послана по указанию командира полка дополнительная проверка для уточнения, не остался ли кто случайно по случаю контузии, тяжелого ранения или просто уснул от переутомления. После тщательной проверки личного состава командиры рот провели инструктаж о предстоящем марше. Пока были в обороне, в постоянном напряжении, никто не замечал за собой, что хочет есть, спать или устал. Но когда в глухой ночной тишине вышли на марш, а это вторая ночь без сна, двое суток без нормального питания – все это дало о себе знать на марше. Как бы ты не хотел, как бы ты не старался держать себя в руках, не быть расслабленным не получалось. Наступает рассвет. Общая колонна выходит на открытую местность. Это опасно. Вот-вот возобновят полеты немецкие рамы, надо быстрее уйти в укрытие. Но, не тут-то было. Несмотря на опасность с неба, команду: «Шире шаг! Подтянись!», колонна не замечала. Она неумолимо медленно тянулась вперед. Голодные, оборванные, грязные, все брели молча с поникшей головой и нетвердым шагом. Те, кого одолевал сон, то и дело спотыкались, падали. В это время у нас граната взорвалась. Это был младший лейтенант, который из пополнения к нам попал. Он взял лимонку, чеку вынул и так и шёл с гранатой в руке. А потом споткнулся и она взорвалась. Тогда такие гранаты были скобу предохранительную нажал, чеку вынул – и бросай. По замыслу командования марш должен быть стремительным, за самую короткую ночь через небольшие перелески пройти не менее 15 км, дойти до населенных пунктов Ятвезь (Ятвеж), Плосковцы (Пласковце) и Меньковцы (Манковце), где организованно переправиться на правый берег Немана. Когда головная часть колонны подходила к д. Немново, разведкой установлено, что в деревне немцы: четыре крытых брезентом грузовых автомобиля и несколько мотоциклов. Численность неприятеля не установлена, судя по транспорту, их не более 150 солдат. Эта неприятная весть приостановила наше движение. После короткого совещания командного состава командир полка обратился с речью к личному составу: «Товарищи, красноармейцы! Мы вышли на открытую местность. Нас могут обнаружить более крупные силы неприятеля, навязать нам бой. Кроме того, с нашим длинным обозом с ранеными мы подвергаемся опасности и с воздуха. Перед нами стоит задача – переправиться на правый берег Немана и укрыться в большом лесу, в дальнейшем путь будет определен. До переправы осталось 7-8 км, но на пути перед нами стоит враг. Иного пути у нас нет. Нам надо идти только вперед. Мы были в обороне, неплохо стояли, оправдали себя. Теперь сложнее – мы пойдем в наступление. По предварительным данным, немцев не более 150 человек. Неужели мы не разобьем их, не расчистим свой путь? Смелее, товарищи, красноармейцы! Второй батальон пойдет в наступление, третий – пока останется в резерве. Не исключено, что поблизости сосредоточены более крупные силы, поэтому в бой ввести весь личный состав командование считает нецелесообразным». Весть о предстоящем бое всколыхнула, вывела из полусонного состояния красноармейцев. Под покровом предрассветного тумана батальон оживился, развернулся поротно и пошел в обход с трех сторон сжимать в кольцо деревню. Немцы обнаружили красноармейцев, когда часть первой роты просочилась в деревню. Завязался бой. Захваченные врасплох немцы пытались организовать оборону, но для них уже было поздно. В результате стремительного наступления первой роты немцы беспорядочно бежали из деревни, но везде они натыкались на засады второй и третей рот. Путь был полностью очищен, третий батальон и другие подразделения полка вошли в деревню, где было наглядно видно, как поработала, в основном, первая рота 2-го батальона (4-я рота). Я не участвовал в этом бою, но когда наша колонна проходила по деревне, я видел много немецких трупов. На левой стороне р.Неман, куда мы пришли, на небольшом расстоянии друг от друга 3 деревни: Ятвезь, Плосковцы и Маньковцы. Здесь в трех местах и решено как можно быстрее переправиться. Это было непросто, многие совершенно не умели плавать. Неман широк, полноводен, с быстрым течением. Он показался суровым и неумолимым. У него свой закон: умеешь плавать - заходи, плыви. Не умеешь - утонешь, он не пощадит. В общей сложности три переправы располагали чуть больше 10 рыбацких лодок, но не более чем на 3-4 человека, да и те без весел. В Ятвези выручал маломощный паром. Он был взят под строгий контроль и предназначался, в первую очередь, только для переправы артиллерии и обоза с ранеными. Поначалу ход переправы шел хорошо, без паники, слаженно, без лишней суеты. Вдруг это спокойствие нарушил немецкий самолет «рама». Обстановка переправы приняла другой характер, стала более напряженной. Теперь ожидай: вот-вот последует налет с воздуха по переправе или подойдут крупные силы неприятеля. А переправа идет крайне медленно. Уставшие красноармейцы считали правый берег Немана своим спасением, предполагая, что там пока нет немцев, отдохнем, выспимся, поедим. Поэтому, кто мог плавать, чувствовал в себе силенку, не ждал ни парома, ни лодки, вплавь переправлялся в полном боевом снаряжении. Некоторые, отплыв от берега, возвращались обратно, боясь что сил нехватит. Не умевшие плавать, трусливо садятся в лодку, вцепившись обеими руками за борта лодки, что мешало грести переправляющему, поэтому течением лодку далеко относило в сторону, почему и переправа растянулась широко вдоль берега. Командир полка майор Яковлев воодушевлял и поддерживал бодрость усталых красноармейцев. Он разъезжал верхом на своем высоком лысом вороном коне по всей переправе и наблюдал за ходом переправы. Когда стала сниматься охрана переправы, немцы подтянули свои крупные силы и пошли в наступление. Но переправа в основном была уже закончена. Что касается меня, то я не ждал ни парома, ни плота, ни лодки. Я решил плыть, как многие красноармейцы, те, кто хорошо мог плавать. За себя я был уверен, что переплыть Неман – это пустяк. Только сильно отощал я, вот что меня беспокоило, но ведь многие плывут и я тем более переплыву. Правый берег Немана - песчаный холм, поросший мелким кустарником, местами с небольшими полянами чистого намывного песка. Каждый хотел бы пасть камнем на теплый мягкий песок и заснуть мертвым сном. Но такого желаемого удовольствия не мог никто получить. После переправы всего личного состава, командиры провели инструктаж, примерно, такого содержания. Командование видит, сочувствует, разделяет с вами все. Мы временно переживаем большие трудности с продовольствием, этот вопрос в центре внимания, в скором будущем он будет решен. Командование обращается к вам не только с приказом, но и просит вас при прохождении через населенные пункты не выходить из строя, не заходить в дома с протянутой рукой за куском хлеба, это не к лицу нашей Красной Армии. Один невыдержанный поступок опозорит честь всего полка. Потерпите немного, все скоро наладится. Не задерживаясь после переправы, колонна двинулась к д.Гожа, это в 2-х км от р.Неман. За деревней большой лес, через нее проходит шоссейная дорога с Гродно в сторону Литвы. На марше к селу даже у командования появилось чувство смягчения опасности: войдем в лес, сделаем привал. Полковая разведка, войдя в село, тщательно проверила все село, нет ли там немцев. Но немцы были совсем близко, в 200 м от села, в лесу, вблизи шоссе, кладбища. Там, за толстой стеной ограды кладбища из булыжника затаились немцы. Они видели нашу разведку, но не трогали ее, поджидали главную колонну. И они имели бы успех внезапного удара, если бы не крестьянин села, который успел предупредить командование о месте нахождения и примерной численности немцев. Сведения оказались достоверными. Тогда два батальона развернулись до предела, озлобленные пошли с двух сторон, взяв в перекрестный огонь кладбище-крепость. Засевшие немцы оказывали упорное сопротивление, но от стремительного натиска наших превосходящих сил вскоре рассеялись и бежали. Часть немцев была отрезана, прижата к церкви и уничтожена. После боя, не задерживаясь в д.Гожа, где намечался отдых, пришлось уходить дальше. Выяснилось, что и на этой стороне Немана тоже небезопасно, здесь тоже немцы. Учитывая минимальное количество боеприпасов, физическое состояние красноармейцев и командиров, командование полка решило избегать столкновений, не вступать в бой с немцами, продвигаться скрытно по лесу в сторону Литвы. От длительного марша сил не хватало ни у людей, ни у лошадей. Пришлось делать вынужденный привал. В глухом лесном массиве, где решили сделать первый отдых, все подразделения разместились так, что в результате оказалась круговая оборона. Каждому подразделению был дан сектор наблюдения с выставлением постов. На месте привала не последовало команды окопаться, значит, командование здесь не решало долго задерживаться. Теперь, когда все разместились по своим территориальным местам, был дан долгожданный отбой на отдых. Это был первый отдых с начала военных действий. Наконец-то измученные воины глубоко вздохнули и расположились по избранным местам. На следующий день после полудня объявили подъем. Он был необычным, не выкриком старшины, как обычно, он был больше похож на материнский: «Вставай, сынок, пора». Старшина поднял командиров отделений, а командиры отделений лазили по кустам и будили каждого в отдельности. Спросонья не каждый вспоминал о своем тощем желудке, о завтраке, да и надежды на то не было. Но к удивлению, старшина объявил идти к походной кухне на завтрак. Это тоже был первый завтрак с начала войны. Каждый красноармеец получил по куску конины и полкотелка бульона без хлеба, но и этим с голодухи каждый остался доволен. После нормального отдыха и хорошего завтрака красноармейцы повеселели, заговорили, на лицах появились улыбки, как будто и не было тех тяжелых дней. Только внешность обмундирования напоминала о пережитом. Укрывшись в глубоком лесу, командование не спешило с походом, дожидалось возвращения разведки, провело подсчет боеприпасов... Примерно в 5-м часу возвратилась с задания часть конной разведки. Другая часть рассредоточилась и вела наблюдение вдоль предстоящего пути полка. Командование предвидело сложность предстоящего пути по лесу с артиллерией на конной тяге и обозом с ранеными. Не знаю, как было в других подразделениях и правильно это или нет, но перед началом движения колонны комроты лейтенант Попруга вызвал к себе бойцов: Анфиногенова, Пешкова, Пашина, Хрычова и меня и объявил, что мы переходим в группу личной охраны. В случае боя мы должны находиться рядом с комроты и всячески защищать его от попадания в плен. Предстоящее движение было рассчитано примерно на 5 часов, до наступления темноты, а затем вновь привал и ночлег. Заранее было определено, кто идет впереди, кто середине, кто замыкает колонну, но не прошли и километра, как столкнулись с большими трудностями, каждое подразделение по очереди вынуждено было выделять людей в помощь артиллеристам и ездовым обоза. Во многих случаях приходилось распрягать лошадей, разворачивать повозки вручную и прокатывать своими силами. Длительные физические усилия доводили красноармейцев до упадка сил. Измученные лошади рвались, хоть и старались тянуть, но воз уже был не по силе. Большую работу проделывали саперы. Встречавшиеся на пути средних размеров деревья вырубали топорами, пилили, расчищая путь для продвижения. Перед вечером, когда еще было светло, колонну остановили. Какое расстояние прошли за эти часы, трудно определить, но не больше 12-15 км. Когда остановились, невозможно было смотреть на измученных лошадей: они стояли как вкопанные, только тяжело дышали да тряслись от напряжения их мышцы. Обычно, при остановке они спешно щипали траву, но на этот раз они как будто ее не замечали. Дымила походная кухня, каждый опять получил полкотелка горячего бульона, а вместо хлеба по хорошему куску конины. В шестом часу утра сделали подъем, но с завтраком почему-то не спешили. Как выяснилось, пока бойцы спали, состоялся военный совет. Комроты лейтенант Попруга объявил личному составу о решении военного совета: "По данным разведки сложилась весьма серьезная обстановка. Но успех фашистов над нами – это временный успех. В считанные дни враг будет разбит и мы вернем свое превосходство над ним. Сейчас по всем главным дорогам, идущим на восток, движутся механизированные и бронетанковые части врага. Пусть движутся, пусть углубляются, там они и останутся, им перед нашими главными силами не устоять. О нас помнят, мы не забыты, нам помогут, непременно окажут помощь. Товарищи бойцы, наберемся терпения, переживем трудности, останемся верными сынами Родины. Самое страшное для нас это то, что нам нечем обороняться, это еще более делает нас бессильными. Военный совет вынес решение: чтобы облегчить наше продвижение по лесу, решено разобрать по частям всю имеющуюся в наличии артиллерию и отдельными частями в разных местах зарыть ее в землю. Решено оставить одну 45-мм противотанковую пушку, к которой в наличии имеется несколько снарядов. Из числа освободившихся коней усилить конную разведку, без которой в этой ситуации нам было опасно даже и километр пройти". Принять такое рискованное решение, казалось, равносильно самоубийству. Кто мог знать, где наши главные силы. Может, и правда, как предполагалось, они гонят немецкие войска по Германии, а сюда пока не подошли. Или вот-вот мы встретимся с ними. А когда соединимся, то жестко спросят, где ваша артиллерия, куда дели? Конечно, была твердая надежда на то, что артиллерия сохранится и мы ее соберем по винтикам, но вряд ли поверят, что это была вынужденная мера ради спасения личного состава. Трудно выразить словами, какие мучения переносили в бедственной обстановке без медицинской помощи наши раненные. Наши медики были бессильны им помочь. Медицинские сумки давно опустели, еще в первых боях. Верные клятве Гиппократа, они со слезами в глазах метались от одной повозки к другой, но помочь, кроме утешительных слез, ничем не могли. От постоянной тряски и жары у многих приключалась гангрена, они умирали на привалах и ночью. И весь этот пройденный путь оставлял за собой бугорки умерших от ран красноармейцев. Когда были спрятаны минометы, командиры первого взвода минометной роты перешли в пешую разведку. Закончив работу по захоронению артиллерии в первой половине дня, колонна двинулась в путь. К вечеру разведка донесла, что колонна находится в 2-х км западнее шоссейной дороги, ведущей на Друскининкай. Колонна пошла в сторону шоссейной дороги и, не дойдя полкилометра до дороги, второй батальон был остановлен на ночлег, третьему батальону было приказано перейти железную дорогу и углубиться в пределах полкилометра в лес, где расположиться на ночлег. При переходе шоссе часть колонны была обстреляна из проезжавших по дороге в сторону Гродно машин с немецкой пехотой. К вечеру стали сгущаться тучи, пошел тихий без грозы и ветра дождь. Каждый стал изобретать себе укрытие. Те, у кого была плащ-палатка, не промокли сверху, но вода подтекла снизу, стала пробирать дрожь… К счастью, утром дождь прекратился и бойцы выходили на открытое место просушиться. Пошли разговоры, предположения, суждения. Главная мысль: кто бы мог подумать, что Красная Армия при такой могучей технике будет отступать. И мы на своей земле вынуждены голодать и трусливо прятаться в лесной чащобе. Вспомнился вопрос Анфиногенова о возможном отступлении и как лейтенант Чернышев окрысился на него. Жаль, Анфиногенов в разведке, а то мы уговорили бы его повторить свой вопрос Чернышеву. Сашка Лебедев, комсомолец, отличник боевой и политической подготовки, тоже задал на политзанятиях вопрос политруку: «Есть ли в нашей стране свобода?», - и получил восемь лет. Мы тогда притихли, со страхом переглянулись друг на друга, ждали, что скажет политрук. А он спокойно ответил, даже не кричал на Лебедева. Только спросил его: «А как ты, товарищ Лебедев, считаешь, есть ли в нашей стране свобода, или нет?» Лебедев встал и сказал: «В.И. Ленин сказал, какая бы не была власть, это насилие». Замполитрука Соколов – свидетель на суде в Гродно рассказывал, что в судебном деле Лебедева кроме этого вопроса есть показания, что Лебедев проявлял недовольства, говорил, мы – артиллеристы, нам положены сапоги, а мы в обмотках путаемся. А Соколов и не скрывал, что он это написал. Надо, мол, разоблачать чуждый элемент, искоренять беспощадно… Распогодилось. Объявили сбор в поход. Колоннам предполагалось продвигаться параллельно шоссейной дороге в пределах 100-150 м. Второй батальон по левой стороне, третий - по правой. Связь через связных. Конная разведка отправлена вперед. После полудня, во время продвижения, метрах в 50-ти от шоссейной дороги, обнаружили немецкую бронемашину. Кормилицын послал связного к комбату Богачеву. По нашим наблюдениям немцы ведут себя спокойно, не бдительно. Командир взвода лейтенант Кормилицин решил взять их. Подползли близко, взяли их в штыки. Немцы обнаружили нас, но мы были уже вплотную с ними. В это время Кормилицин вскочил в рост, немец наставил на него пистолет. Он не терял ни мгновения, выстрелил в немца, тот тоже успел выстрелить, выстрелы оказались одновременными. Немец убит, Кормилицин остался без большого пальца на левой руке. Уничтожив штыками немецкое охранение, несмотря на ранение, Кормилицин вскочил в кабину, вынул ключ зажигания и повел нас вперед. Перед нами раздались пулеметные очереди. Не прошло и трех минут, как мы встретились с немцами. Мы залегли, открыли по ним огонь, но он для них был неопасен. В это время комбат Богачев повел батальон вперед. Завязался бой вслепую, мы не знали силу немцев, они не знали нашей силы. Подошли близко, местами началась рукопашная схватка. Учитывая наше слабое оружие и физическое состояние, комбат Богачев пытался отвести из боя батальон, но было уже поздно. И в это тяжелое время для 3-го батальона во фланг немцам с криком «Ура!» ударил второй батальон, погнал немцев назад. Тем временем 3-й батальон, собрав силы, бросился преследовать отступающих немцев. Немцев мы в этом бою не разбили, только разогнали. Когда разогнали немцев, вышли на шоссейную дорогу, увидели колонну немецких автомашин. Бросились к машинам, нет ли там чего поесть? В некоторых автомашинах был обнаружен большой запас различных продуктов. Тут были хлеб, сахар, консервы и другие продукты. Скорее все бросились есть, засовывать за пазуху, по карманам, забыв про войну и осторожность. Красноармейцам интересно, что немцы едят, какой у них хлеб, такой ли сладкий сахар, что за консервы? Немецкий хлеб отличается от нашего, он намного темнее нашего, очень жесткий с чуть заметными порами, по весу, пожалуй, в 1.5 раза тяжелее нашего и казался невкусным. Консервы не обрадовали нас, они оказались непригодными к употреблению в сыром виде. Что касается сахара и маргарина, то этим оказались все довольны. Кроме продуктов в одной из машин нашли сейф, когда его открыли он оказался заполнен новыми немецкими деньгами. Одна из легковушек в колонне была чёрная, с железным верхом и красным полотнищем со свастикой в белом кругу, закреплённым на капоте (для опознавания с воздуха), шла со стороны Гродно. Когда по ней открыли огонь из стрелкового оружия, она остановилась (как раз напротив нас – метрах в 50), открылись её дверки, и из неё в кювет стали выпрыгивать немцы и хотели убежать (в лес – В.Б.). Двое солдат, ехавшие в машине, были убиты, но были взяты в плен женщина лет за 30 и особо выделявшийся среди пленных горбоносый элегантный мужчина лет 50-60. А всего в том бою было взято в плен более десятка немцев и из машины были изъяты какие-то документы. Гражданский мужчина был шотен, среднего роста, с приличным животом и аккуратной бородкой, одетый в хорошо сидевший на нём костюм «тройку» и был при галстуке. Он хорошо говорил по русски, видимо, был из эмигрантов. На допросе он сказал заму нач.штаба ст.лейтенанту Аксельроду: «Я врач, по национальности латыш». А в том, что он шпион – не признавался. Самой агрессивной на допросе оказалась женщина. Она не ответила ни на один вопрос, только твердила: «Руссиш швайн». После боя минометчик Турченко подошел к командиру роты Попруге и нерешительно сказал: «Я разогнал немцев и захватил пушку с тягачом». Командир роты для уточнения послал командира взвода Янковского с группой бойцов. Действительно, в указанном месте к тягачу оказалась прикреплена пушка большого калибра. Рядом с тягачом на земле ящик с инструментами, на брезентовом клочке лежали гаечные ключи, отвертка, молоток. Ясно, что тягач неисправен, немцы не успели устранить неполадки. Во время доклада Янковским командиру роты о героическом поступке, проявленном в бою минометчиком Турченко, случайно подошел комиссар полка Черных, заинтересовался поступком Турченко и сказал: «Соединимся со своими, ты будешь представлен к правительственной награде. В скором будущем твой поступок будет оглашен приказом по полку». Как выяснилось позже, Турченко бросил поле боя и в панике бежал. Бойцы взвода видели, как Турченко бежал, и с гневом набросились на него: "Почему ты бросил поле боя и бежал?" "Я находился на самом краю боя. Вижу, немцы нас окружают. Я глянул - нас тут мало, немцев - много. Перепугался и бежал, все равно мы не устоим, а жить-то хочется. Выбегаю на поляну, вижу, тут тоже немцы мечутся. Что мне делать? Я крикнул «Ура!». Видел, как немцы побежали. А я - в другую сторону. Только пробежал метров 10, слышу, наши кричат громко-громко «Ура!». Я развернулся и бегу туда, где кричат «Ура!». Потом я вспомнил про пушку. Думаю, может она и теперь там стоит. Ну, решил доложить командиру роты. А сам, по совести сказать, боялся, вдруг она уехала. К счастью, она оказалась на месте, а то мне влетело бы". Пока бродили по лесу в поисках убитых и раненных, красноармейцы делали разные выводы. Одни говорили, что что-то тут таится, не может быть, чтобы немцам позволили так свободно продвигаться вглубь нашей страны. Вероятно, их преднамеренно пропускают, чтобы затем закрыть «ворота» на крепкий замок и не выпустить. Вероятно, и нашему командованию известно о замыслах главного командования нашей армии, но наш командир не может пока открыто огласить военную тайну. Поэтому в своем выступлении он твердо сказал: нас скоро накормят, мы отмоемся, отоспимся, возвратим величие бойца Красной Армии. А что наш Турченко? Он за трусость будет награжден орденом, за то, что он бросил поле боя, бежал, спасая свою шкуру? Надо рассказать командиру роты пока не поздно, а то и правда, за паникерство и вранье орден получит. Помните, как он нас гонял, когда замещал старшину? Надо его поставить на место. Говорят, здесь где-то недалеко проходит железная дорога, а за железной дорогой – наши войска. Но в это трудно было поверить, так как не слышно было никакой артиллерийской стрельбы наших войск. Саперы группами рассредоточились в болотной заросли в поисках проходимых мест. Когда саперы в нескольких местах загатили хворостом трясину, разведчики обследовали местность, все подразделения тронулись в путь. Командиры предупреждали, что путь предстоит тяжелый. Так и есть, он оказался очень трудным. Теперь возникла необходимость бросить обоз. Раненых переложили на носилки, изготовленные из плащ-палаток. Бойцы по очереди несли раненых. Из всей полковой артиллерии осталась одна пушка. Самым печальным зрелищем была пожилая женщина – мать начальника штаба полка Царёнка. Сгорбившись, она вцепилась в гриву коня, ехала верхом, идти она не могла. Десяток бойцов окружили лошадь, сопровождая ее на всем пути. Лошадь часто увязала в топи, и каждый раз бойцы помогали лошади выбиться из трясины. С большими физическими усилиями все подразделения благополучно переправились через это чертово болото. Углубившись в темный сырой ельник, расположились на привал. Разведка доложила, что полк находится чуть севернее железнодорожной станции Поречье, от которой дорога расходится в двух направлениях, одна ветка идет на Друскининкай, другая - на Варену. Также выяснилось, что по крайней мере на 50 км на восток признаков приближения наших главных сил не обнаружено. Группа разведки из бывших минометчиков под командованием лейтенанта Кормилицына была послана на разведку вокруг станции Поречье чтобы определить наиболее безопасное место пересечения ж.д. Кроме ранее перечисленных бойцов минроты в нее входили Дерид, Свиридов, Саликов, Тюрин и еще шесть человек. Чтобы не пересекать дважды железнодорожное полотно, нужно обойти Поречье с юга. Затем было установлено, что на станции Поречье стоит немецкая автомобильная радиостанция. Командир полка решил не обходить Поречье с юга, а взять его штурмом и захватить радиостанцию. Но, при этом мы попали под шквальный немецкий огонь с водонапорной башни и с подошедшего немецкого бронепоезда, в который «всадили» снаряд с 45-ки. Бронепоезд вышел из-под удара и укатил в сторону Гродно. Когда наша группа захвата ползла туда и до станции оставалось с километр, когда в рожь мы залезли стремительно – вот тут немцы нас принялись так «щекотать», что головы не поднять. А встретили нас потому что там бой был — левее — какая-то часть там переходила через ж/дорогу и видать завязала бой с патрулем или караулом немцев. Бой там быстро прекратился (видать наши ребята там их пощекотали как следует). «Шмайсеры» там замолчали немецкие. Так вот после того боя немцы привели себя в готовность и нас встретили огнем. И там кто-то стал кричать: «Кукушка, кукушка!» Стреляет кто-то с дерева. Я точно не разглядел, но тут мы открыли огонь и это прекратилось. И там вот было здание ж/д станции Поречье – там где находилась немецкая радиостанция. ...Полк миновал станцию Поречье и пошел в направлении Новой Руды, к которой подошли рано утром... Миновали Святой лес и Святое болото. Подошли лесами к Лиде, а когда леса кончились, послали в Лиду разведку. Та доложила, - в Лиде немцы. Яковлев собрал «военный совет», на котором решили полк разделить на группы и обходить Лиду с севера... ...Л-т Янковский отступал вместе с группой Слеткова, после роспуска полка. Когда местные жители кормили наших бойцов, Янковский спросил у местного: - Может вы дадите нам все это под страхом нашего оружия? - Нет, сынки - ответил тот - мы вашего оружия не боимся. Вы же просите, а сами-то не берёте! Вчера в полдень к нам ворвались немцы на мотоциклах - поросёнка забрали и курей на подворках переловили, никого не спрашивая. А по всей деревне листовки расклеили, чтобы русские солдаты убивали комиссаров и командиров и сдавались в плен. А ещё на белорусском языке листовки: "Бяларусы! Вас чакае зямля!". И вот, теперь, наши мужики и думают, что это значит: то ли они побьют нас всех и закапают, то ли хотят нам землю дать. А земля-то - она и так наша". В середине августа 1942 г. мы (я и Андрей Панич) с наступлением темноты шли к деревне Сяглы. На пути нашего следования послышался групповой разговор. Когда группа подошла ближе, мы убедились, что это русские. Русской речи мы давно не слышали, да еще с матерком. Кто они эти люди? — партизаны или казаки, находящиеся на службе у немцев? Решили идти навстречу — что будет, то и будет. Когда подошли совсем близко увидели вооруженных людей, одетых кое-как - кто в военной советской форме, кто в гражданской, один в морской. Договориться помог мой однополчанин Василий Елпашев. В составе группы пошли в направлении д. Плебанцы. В пути разбились на две группы: одна пошла в сторону аэродрома, вторая, в том числе и мы, пошли в д. Плебанцы на сбор продуктов. Не прошло и часа, как в стороне аэродрома показалось зарево пожара. Горел мост. Этот мост не имел стратегического значения, но для партизан он был опасен тем, что большинство всех нападений немецкие автомашины проходили через него, вот было и решено уничтожить мост. В первой декаде сентября 1942 г. на маршруте в Радунь 11 партизан: Васильев Николай, Глухарев Алексей, Григорьев Александр, Земсков Федор, Панич Андрей, Подлясек Жорж, Пролыгин Иван, Репников Афанасий, Слетков Петр, Феоктистов Иван, Шут Геннадий близ д. Гервеники были окружены немцами, прибывшими на нескольких автомашинах. Петр Следков составил детальное описание этого боя: «Утром мы пришли в Гервеники и там решили дневать в школе. Наши представители пошли к старосте деревни (солтысу) Леону Седаку, попросили его собрать с населения продуктов для нас. Солтыс отнесся к нам неплохо, вместо молока и хлеба раздобыл барана. После завтрака мы решили перейти на хутор Иосифа Кудоша, где и расположились на отдых в гумне. Назначив караул, все спокойно отдыхали. Но немецкий прислужник Леон Седак направился в Жирмуны к своему другу Адольфу Якубовскому, который служил в гмине. Тот отвел Седака в гарнизон к немцам. Как на исповеди Седак рассказал немцам сколько партизан, как они вооружены. Во второй половине дня нас окружили, точно зная нашу численность и оружие. Фашист подкрался к нашему часовому и произвел в него выстрел из автомата. Раненый часовой с криком: «Ребята, мы окружены!» вбежал в гумно. Немцы открыли ураганный огонь в открытые ворота, с треском у гумна рвались гранаты. Часть наших ребят попытались выскочить в задние ворота, но немцы того и ждали. Как только чуть качнулись ворота, от них полетели щепки, там была засада. Несмотря на неожиданность, ураганный огонь и взрывы гранат все себя держали спокойно, без паники, и не произвели еще ни единого ответного выстрела. Так длилось минуты 4-5. Немцы стали сжимать кольцо. Под градом пуль мы лежим и смотрим друг на друга, взглядом спрашиваем один другого, что делать? Немцы почему-то прекратили сильный огонь, по-видимому, задумали что-то предпринять. Вдруг, как током подбросило вверх Федора Земскова, он вскакивает и бросает в фашистов одну и другую гранату Ф-1. Я последовал его примеру, тоже выскочил из гумна и стал бросать гранаты. Этот неожиданный контрудар сломил волю фашистов, и они побежали от ворот гумна. Иван Феоктистов из гумна дает три удивительных длинных очереди из ППД. Эти очереди нам запомнились потому, что автомат был неисправен и стрелял от случая к случаю. Глухарев Алексей выбегает с ручным пулеметом и застрочил по скопившимся фашистам. К ручному пулемету не было дисков, диски у него были от танкового пулемета, гораздо меньше диаметром, и мы приспособились подвязывать диск электропроводом, из-за чего наш пулемет часто отказывал. Все повыскакивали из гумна, занимая позиции, начали бить немцев. Находились мы еще в кольце, но у нас оказалась выгодная позиция. Хутор стоял на опушке леса. Стремительным рывком мы заняли опушку леса. Часть нашей группы, заняв хорошие позиции во дворе, стала уничтожать немцев. Немцы позорно бежали по полю. Вдруг некая сила обернула немцев, и они с криком бегут на нас. Оказывается, они заметили, что по опушке леса мчит бронемашина, а за ней бежит подкрепление. Фашисты в бронемашине сходу открыли по нам огонь. Цель бронемашины, по-видимому, была отрезать нас от леса, а затем двумя группами атаковать с двух сторон. Тогда самый молодой партизан – комсомолец Геннадий Шут по кустам параллельно дороге побежал навстречу машине. Геннадий гранатами вывел машину из строя, машина дальше идти не могла, но продолжала вести огонь, который никакого вреда нам не причинял, так как машина стояла в лощине. Феоктистов скомандовал: «За мной!». Капитан Григорьев командовать был не в состоянии, он был ранен. Мгновенно все вскочили и побежали в лес. Стрельба со стороны немцев продолжалась. Оторвавшись от немцев, мы по лесу развили подходящую скорость. Пробежав с километр, стали скорость бега сбавлять, кое-кто на бегу стал разговаривать. И вдруг, навстречу нам бегут немцы – второе подкрепление. Фашисты наше отступление приняли за яростное контрнаступление и моментально обратились в бегство без единого выстрела. Когда завязался бой, хозяин хутора Иосиф Кудаш схватил своих двух детей — это были два мальчика лет 4-6 и побежал в лес, стараясь спасти жизнь детей и себя. После боя фашисты расстреляли Иосифа и его детей. Несмотря на численно превосходящие силы противника, наш отряд не потерял ни одного человека, четыре партизана получили легкие ранения».
1 2 3 4 5 Категория: Воспоминания ветеранов 213 СП \| Добавил: Admin (28.06.2011)
Просмотров: 2061 \| Рейтинг: 3.8/5

Всего комментариев: 0

Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ

Cайт визуально адаптирован под браузер
Mozilla Firefox скачать/download
В остальных браузерах сайт может отображаться некорректно!
(IE, Opera, Google Chrome и др.)
Рекомендуется установить дополнение uBlock, добавить

В связи с изменением адресации ресурса ОБД-мемориал большинство ссылок не работают. Проводится работа по обновлению ссылок.

Категории раздела

Воспоминания ветеранов 213 СП [28]	Воспоминания ветеранов 184 СП [5]
Воспоминания ветеранов 37 СП [9]	Воспоминания ветеранов 113 ЛАП [4]
Воспоминания ветеранов 38 орб [1]	Воспоминания ветеранов 247 ГАП [4]
Воспоминания ветеранов 59 оиптд [1]	Воспоминания ветеранов 79 сапб [1]
Воспоминания ветеранов управления и штаба 56 СД [5]	Воспоминания родственников ветеранов [31] Воспоминания родных и близких ветеранов, что сохранилось в памяти из малочисленных обрывочных рассказов, семейных преданий и т.п.