Главная » Статьи » Воспоминания ветеранов 56 СД » Воспоминания ветеранов 213 СП

Воспоминания Ракитянского С.С.
Ракитянский С.С."Осенью 1940 г. я был призван в армию и 22 октября прибыл в Ивье, в 213 СП. Со мною был призван и тоже прибыл в полк Шипулин, мы с ним выросли с детства, играли в оркестре. Вернулись после войны женились на сёстрах Соколовых: я — на Марии, а Шипулин — на Капиталине и таким образом породнились окончательно. Я приглашал его на первую встречу однополчан в 1982 году, но он болел, а в 1983-м году он умер и остались его жена и дочь Елена, но они не любили отвечать на письма. Адрес их: г.Новороссийск, ул. Сибирская, д.26, кв.34. Шипулина Капиталина Константиновна 31.10.1924 г.р.
В конце ноября полк вышел в направлении Гродно. А вот, какого числа полк вошёл в Фолюш — вспомнить не могу. К первомайскому параду мы готовились долго в Фолюше на стадионе под оркестр бойцы отрабатывали строевой шаг и к выносу со штаба полкового знамени, которое принимал майор Яковлев. А когда мы пришли в Гродно на площадь, там уже стояла трибуна. Первым прибыл наш 213-й полк, потом и другие части, а с другой стороны стояло население Гродно и когда начальство поднялось на трибуну, то в это время увидели стоявшего рядом с трибуной мужчину с гранатами за поясом и его сразу забрали. И ещё был разговор, что в церкви (в костёле на Советской площади — В.Б.) наверху было обнаружено два пулемёта - один был направлен на мост (через Неман — В.Б.), а другой — на площадь, но парад прошёл хорошо - всё  было предотвращено.
В лагерь на Августовский канал полк вышел вскоре после празднования, а в какой день — не помню. Наш музвзвод за 8 месяцев моей службы до войны ни разу не выходил с полком по тревоге на учения или полевые выходы, длившиеся по 10-15 суток, мы с оркестром только встречали полк примерно в километре от Фолюша и под музыку сопровождали его до нашего военного городка. Мы, музыканты, не рыли окопов, с нами не проводились занятия по боевой подготовке. До войны мы не видели даже автоматов, доводилось только видеть новый станковый пулемет Дегтярева и 10-и зарядную винтовку СВТ в 1940 г., когда наш полк их впервые получил и в Фолюше было проведено занятие по ознакомлению с новым оружием.
В своих воспоминаниях я может быть что-то и пропускаю, но то, о чем пишу, помню четко. Незадолго до войны нам выдали черные цилиндрические, примерно 6-8 см в длину, медальончики, в которые мы вложили написанные на бумаге свои адреса.



В лагере на канале наша палатка музыкантов-срочников располагалась несколько сзади. Рядом была палатка сверхсрочников, в нескольких метрах от нее - палатка санчасти и за ней вправо вдоль канала располагались палатки полка. Чуть правее нашей палатки находился штаб полка, а левее штаба стояли бронемашины и танкетки. Недалеко от палатки санчасти стояли полковые короткоствольные 76 мм пушки. Я сам точно не знаю, но по разговорам палатки комсостава находились где-то правее расположения бронемашин и штаба, - на небольшой возвышенности. Домик штаба полка был хорошо виден от нашей палатки, так как находился в небольшой низине справа от нас. Из ближайших населенных пунктов я знал тогда только д.Соничи. Я бывал около штаба, но ни разу не дежурил там сигналистом, за меня всегда ходил один рыжий боец из нашего взвода (фамилию его я не помню), он был из Анапы. Еще будучи в Фолюше, он в любую погоду, когда по графику была моя очередь идти на стрельбище сигналистом, с удовольствием ходил за меня, чтобы пострелять. А я с 16 лет ходил в горы у нас в Новороссийске, - охотились на свиней, оленей, коз, так что я стрелял отлично и ходить на стрельбище у меня желания не было.
В субботу 21-го июня мы играли танцевальные мелодии на эстраде (жаль, что я не смог найти никого из своих музыкантов, оставшихся в живых, а то они бы подтвердили, что эстрада, или как ее еще называли "Ракушка" или "Улитка", у нас была). Другие смотрели фильм, без всяких выдумок и ошибок это был "Волга-Волга" и никакой другой.
Где-то в районе часа ночи все эти мероприятия закончились и мы легли спать. 

В 3 часа 45 минут немцы на нашем направлении начали артобстрел г. Гродно. Снаряды проносились над верхушками деревьев и казалось вот-вот заденут наши палатки. Услышав сигнал «Боевая тревога» со штаба, подаваемый нашим сигналистом, мы быстро оделись по команде «В ружьё» и разобрав свои инструменты выскочили из палатки. Время я запомнил точно, потому что выбегая из палатки глянул на руку, у меня были Кировские часы, точно такие же, как нашли у Алексея Реутова в братском захоронении у д.Гуды.
Немецкие самолеты пролетали низко над нами, но обстрела не вели. Был всем передан приказ командиров: «Не впадать в панику» - мол всё это провокация, но все подразделения полка заняли оборонительные позиции у Августовского канала. Через несколько минут после того как мы выскочили из палатки, из штаба выбежал майор Яковлев и увидев нас, стоявших у палатки и державших в руках музыкальные инструменты, подошёл к нам и приказал нашему старшине, т.к. командира музвзвода капельмейстера Ефимова с нами не было – он был отпущен на выходные к семье в Гродно, повесить инструменты в палатку и немедленно прибыть всем в распоряжение начальника санчасти, а сам с другими командирами штаба полка направился на Августовский канал. В это время к нам прибежали со стороны канала два наших сверхсрочника и сказали, что при первой атаке немцев, вдоль канала по цепочке передавали команду "не стрелять!", - командиры думали, что может быть провокация. Когда мы прибежали в палатку санчасти, там находился один лишь начальник её – чернявый офицер с одной или двумя шпалами в петлицах, похожий на грузина на вид (Ивановский С.И.). Так как положенных нам карабинов не было, он выдал нам снайперские винтовки и мы ещё с полчаса, в низине около палаток все целились через оптику по летящим немецким самолётам, чтобы лучше их рассмотреть, ведь мы раньше никогда не видели немцев, глядевших на нас вниз со своих самолётов. Некоторые даже стреляли по ним, но безуспешно, а в это время вовсю шёл бой на Августовском канале. Вскоре и мы все побежали туда и рассредоточились вправо вдоль канала. Я и Шипулин оказались крайними с левого фланга музвзвода. Тогда я в последний раз видел нашего старшину. На нашем участке канал был прямой. На той стороне канала левее нас стояло три частных домика, мы их всегда видели, а справа, не могу сказать на каком расстоянии, начинался поворот канала, откуда была видна немецкая наблюдательная вышка. На склоне нашего берега были замаскированные дзоты и когда немцы пошли в атаку их подпустили к самому каналу, а потом открыли ураганный огонь из пулеметов в дзотах и стрелкового оружия из окопов по верху берега. Когда мы прибежали на канал, первая или даже уже вторая немецкая атаки были отбиты и мы увидели скошенных пулемётами немцев, которых сносило вниз по течению канала и остальных, бежавших назад в лес, – на свои изначальные позиции. От канала до леса на том берегу было метров 400 и мало кому из убегавших немцев удалось добраться до него.



Вид на канал с позиций обороны 213 СП в 1984 г. Сохранились домики на той стороне канала.

Какие роты были слева и справа от нас мы не знали, было не до того, надо было выносить раненых. Все мы действовали по своему усмотрению, где видели лежащего или ползущего раненого – поднимали его и уносили от обстрела, делали перевязки им и т.п. Тяжелораненых, после оказания помощи укладывали на подводы, которые должны были их отвозить назад от передовой, на полковой медицинский пункт, а сами возвращались на канал.
Во время боя мы выносили в тыл от канала только раненых, а убитые так и остались на месте и нам не удалось их даже похоронить – такая была обстановка. И только на четвёртые сутки войны, когда полк был уже на другом - правом берегу Немана, как я позже узнал, их снесли в воронки и всевозможные ямы местные жители. Мне об этом в Сопоцкине рассказывал местный поляк, которому было тогда 12 лет. Единственный, кого мы похоронили – был боец, которого ранило в первый же час войны. Я вынес его за палатку санчасти, метрах в 50-ти, но он вскоре умер и мы похоронили его. В первый же день войны погиб мой земляк Шепелев, незадолго до войны его перевели из музвзвода в командирскую столовую поваром. Его видели убитым, лежавшим недалеко от палаток комсостава.
После неудачных атак немцы начали выкатывать на край леса напротив канала артиллерию, было видно их стволы и они начали маскировать их ветвями елей, но не успевали маскировать их, так как наши короткоствольные полковые пушки их уничтожали (кстати, рядом со мной Шипулин перевязывал раненого и говорил потом, что не видел этого). И тогда немцы начали из глубины леса бить по нашему лагерю минометами разного калибра и начали одна за одной выходить из строя наши пушки вместе с расчётами. В полку были и свои полковые минометы, но мин не было и гранат на весь полк было всего около 80-ти. В ДОТах были пушки, но не было снарядов к ним. Ближайшие ДОТы были не все достроены и было ли в них вооружение мы знать не могли так там работали строители и нас туда не подпускали. Наш капельмейстер Ефимов прибыл в полк примерно через час после начала войны.
Часов в 10-11 наступило затишье в боях.
Часов в 11 дня, слева от канала, в низину на лужайку приехала пятитонка — привезла снаряды и я слышал разговор, что калибр у них был не тот, что таких пушек в ДОТах нет и её так и не разгрузили. Я и сам был рядом с машиной на этой поляне. Потом пришли еще две машины с оцинкованными коробками, в которых должны были быть обоймы с патронами, но когда начали вскрывать их — там оказались болты М12 и по две гаечки на каждом, черные, обильно смазанные. А в ящиках, на которых была нарисована  бутылочная граната - были чёрные обмотки и валенки.
Часа в два дня Яковлев успокаивал всех, говорил что вот-вот Павлов пришлёт из Гродно к нам на границу танки, что стояли в Фолюше, но в течение двухсуточных боёв с тяжёлыми потерями, мы не дождались подкрепления, а немцы, как выяснилось позже, в первый же день, обошли наши позиции и заняли Гродно. Связи ни с кем не было. Как с участием майора Яковлева выбивали немцев из Сопоцкино я не знал. О присоединении к нашему полку батальона 184 СП я узнал только в плену от Исупова.
На третьи сутки войны, когда начало темнеть, наш 213-й полк начал отход к Неману, по дороге, которая вела к переправе, куда полк двигался с боями всю ночь. Я увидел пограничников, в основном рядовых, которые шли с нами до самой переправы. На пути к переправе я и Шипулин были в середине колонны а завершали её наши ПТО 45-ки, и когда они проезжали мимо кирпичного 2-х этажного дома, стоявшего в деревне на перекрёстке — в нём жил молодой поляк, приходивший до войны каждую субботу к нам в лагерь, побороться с красноармейцами, потанцевать и повеселиться с нами, с его чердака по арьергарду колонны ударил пулемёт. Наши артиллеристы из 45-ток снесли часть дома, а того поляка сняли с чердака, выволокли на дорогу и расстреляли у его дома. Это мне потом рассказали, а я в это время уже находился на переправе. К рассвету полк подошёл к Неману. При подходе к переправе наши ребята пошли правее от дороги, там стояли ульи и когда пчелы вылетели, то бойцы побежали к Неману. В это время наши броневики съезжали к переправе, один из них не успел вовремя затормозить и сходу въехал вводу и тут же затонул. На пароме стоял маленький автобус, который направлялся к правому берегу реки, но с тыла налетели около 10 двухмоторных немецких самолётов, обстреляли нашу переправу и сбросили небольшие бомбы. Паром был пробит, накренился на левый бок, сел на мель и так, вместе с автобусом и остался в воде у берега, а на левом берегу остались так и не переправленные танкетки и бронемашины 38-го орб. 
На переправе я видел многих командиров, но из тех, кого я знал, был только Яковлев, руководивший переправой.
Когда мы подошли к переправе, паром уже был затоплен на один бок и переправлены были только раненые, эМка командира полка и пушки 45-ки. Мы около паромной переправы сели в надувную резиновую лодку и по тросу благополучно перетянули её на правый берег реки и продолжили движение. Полк переправился на правый берег Немана, после чего я непосредственно с Розгачёвым и Шипулиным на протяжении километров 12-ти сопровождали подводы с ранеными до поляны, где впоследствии были закопаны наш и трофейные сейфы. В одной из подвод с нами было знамя 213 полка, на нем было вышито "213" (не 168) стрелковый полк. Я это хорошо видел во время первомайского парада в Гродно.
Вместе с нами от переправы двигался штаб полка. Машина комполка Яковлева ехала впереди колонны, а сам он вместе с нами шел пешком.
От переправы и до места захоронения сейфов нас преследовали «рамы» - разведчики-корректировщики, после каждого появления которых нас через минуту-две-три шрапнелью обстреливала немецкая артиллерия, стоявшая вправо от д. Гожа. Боя в районе Гожи я не помню, помню только, что когда мы были около гожского кладбища, пошел разговор, что один наш политрук, еврей по национальности, застрелился.
И ещё помнится был один момент уже после переправы через Неман: проходя одну деревню (она вся горела), в стороне, на возвышенности, на густой высокой сосне, сидел снайпер, он выбивал наших офицеров. А я из-за пожара, случайно увидел на сосне отблеск оптики снайпера и после его выстрела я определил его гнездо, положил свою винтовку на ветку и выстрелил. Сосна зашевелилась и трое из наших побежали туда. Снайпер висел на ветках, а его винтовка была на земле. А так вообще нам, сопровождавшим раненых, стрелять было некогда.
Выйдя между Гожей и кладбищем и уйдя влево от дороги, идущей в сторону Литвы, мы по чистому полю продвигались до леса. Километрах в 12-ти от Гожи полк столкнулся с немецким батальоном связи (мы-музыканты были в обозе с ранеными и непосредственно в бою не участвовали). Разгромив немцев в том бою, мы пополнились продуктами оружием и боеприпасами. В числе прочего захватили сейф, который по приказу Яковлева в присутствии начфина (Суворова), мл. лейтенанта, прибывшего в полк накануне войны из Гомельского пулеметного училища (прибывшие из Гомеля мл. лейтенанты - наши же призывники, их послали по желанию еще с Фолюша, предлагали многим ехать в Гомель), с трудом вскрыли. В нем оказались карты местного значения, 140 тысяч немецких марок. Начфин предложил разобрать немецкие марки, чтобы сохранить, но молодой лейтенант сказал на это: "Вы лучше сберегите свои головы". Когда мы вскрывали немецкий сейф, рядом находился и наш полковой сейф, а в метрах 10-ти сзади нас находились пленные, захваченные в бою с батальоном связи, которых охранял наш сверхсрочник. Сейф мы закрыли, после чего Яковлев, его шофер Степанов, начфин и еще двое солдат собрались нести его за поляну, в лес, вместе с нашим сейфом, в котором было полковое жалование (150 тысяч рублей, полученные в субботу, которые не успели выдать). И тут неожиданно на нас наскочила немецкая пешая разведка. Все с громким криком "Ура!" бросились в атаку, пленные  немцы вскочили и тоже с криком бросились в том направлении. Сверхсрочник, охранявший немцев, всех их положил из пистолета, чтоб не ушли. В результате этой боевой стычки немцы были разбиты (или отступили), а тот молодой лейтенант был ранен и умер у меня на руках, я оставил его под сосной. После этого сейфы наш и немецкий закопали в лесу и Яковлев сказал: "Запомните это место, - у самой толстой сосны". 
Тут мы увидели цельнометаллический автобус, ехавший со стороны Гожи, на крыше у него был нарисован большой красный крест. Автобус был больше нашей обычной санитарной машины, я таких раньше не видел. Показался он неожиданно и мы сперва подумали, что это наши. Рядом с водителем сидело двое солдат с карабинами. Когда мы поняли, что это немцы, мы залегли на возвышенности, выше дороги, и открыли огонь по автобусу. Правее нас, ближе к поляне сидел верхом на лошади наш капельмейстер Ефимов и даже не слез с нее. Тогда я видел его в последний раз. Автобус подбили наши артиллеристы из 45-ки. Когда он перекинулся на бок, из его задних дверей высыпали 13 молодых немцев и, отстреливаясь из автоматов, разбежались в разные стороны, а двое укрылись в кустах. Я увидел их через снайперскую оптику, они смотрели друг на друга и о чём-то переговаривались. Я одного первым выстрелом уложил, второй вскочил и побежал. Я первым промазал, а вторым его догнал. В общем, 11 из них мы убили, а двоих взяли с собой. Я хорошо помню, что там, где был сбит автобус и закопаны сейфы, был сбор всех командиров и штаба полка. Там же были подводы с ранеными. А через километр, примерно, закопали легковую машину Яковлева "М-1", там была в пригорке ямка, как бы для пушки, вот мы машину и закатили туда, наломали елового лапника, заложили и засыпали землей. Я думаю, что ее давно оприходовали местные, так как она была закопана рядом с дорогой и присыпана в толщину лапника, наверняка после первого же дождя ее стало видно.
Из письма Ракитянского: "Мы в 1984 году с Нагорным и сыном комполка — Володей Яковлевым и Вещуновым побывали на канале, где был бой, видели остатки траншей и взорванный ДОТ. А когда  вместе с (гродненским комендантом – В.Б.) п-ком Шпаковым, Нагорным и Яворской поехали за Гожу – я разыскал и привёл их на место, где была подбита немецкая санитарная машина, разбит немецкий батальон связи и взяты трофеи – продукты, боеприпасы и сейф со 140 тысячами марок и на поляну, где расположился наш полк на отдых и где были захоронены наши сейфы с деньгами на 150 тыс. рублей, и место, где в 1 км дальше по дороге в Литву закопали машину майора Яковлева М-1 – «Эмку». Санмашину уничтожили в 12-13 км за переправой. Это всё точно, потому что я всё это видел своими глазами. На месте предполагаемого захоронения сейфов осталась только яма".
Выйдя из болота, через которое прокладывали дорогу тонкими соснами, таща пушку 45-ку, у какой-то деревушки было решено оставить раненых с подводами. Двигаясь лесами и болотами, без продовольствия, бойцы стали падать от истощения и тогда Яковлев приказал отбирать лошадей (в первую очередь — немецких), стрелять их и кормить бойцов. За три дня их съели 28 штук.
Я, Будун, Дорош, Усиков, Шипулин и Разгачев пробивались у станции Мосты (видимо он путает со станцией Поречье, взятие которой было после выхода из болота. А Мосты - совсем в другой стороне — В.Б.) и у других населенных пунктов, подойдя через несколько суток к Лиде, километрах в 18 от неё, числа 3-6 июля, когда полк был уже сильно потрёпан. Лида уже горела и была занята. Яковлев собрал командиров и было решено уничтожить 45-ки, посбивав с них замки и с личным оружием разбиться по группам и выходить, пробиваться из окружения к своим на восток.
Я под д. Липнишки был контужен взрывом снаряда и без сознания взят в плен.



Германские военные допрашивают советских военнопленных, прибывших в лагерь. Лида, Польша, 1941 год.
National Archives and Records Administration, College Park, Md.

Нас согнали в Лидскую крепость, где было уже тысяч шесть-семь наших. Там я встретился с Шипулиным и Исуповым из 184 СП. Неделю нам там не давали ни пить, ни есть, а потом выдали по 3 сухаря и по солёной треске, воды не дали. Потом нас вывели из крепости, погрузили в эшелон и в телячьих вагонах привезли в Гродно, а потом по дороге от станции до Фолюша. Кто отставал, того пристреливали. В Фолюше нас продержали с месяц, а потом — в Сувалки (в лагерь — В.Б.) под открытым небом. Вскоре в ворота лагеря привели нашего комполка Яковлева, с которым мы  пытались заговорить, он увидел нас и хотел что-то сказать, но нас избили, - отогнали прикладами, а Яковлева увели. Больше я его не видел, а весной 1942 года, уже в шталаге, где я тогда находился, прошел слух, что Яковлев и начфин умерли, а где, - не знаю.
Уже осенью нас по узкоколейке перевезли в огромный лагерь, как город — шталаг. Там были: англичане, американцы, итальянцы, французы. Бараки были обнесены колючей проволокой под током. В бараках, в корпусах было по 30-35 тыс. Пошли вши, начался тиф. За зиму вымерла половина. Мы пытались бежать: я, Исупов, Наторкин, Шипулин и Чусов, но нас предали украинцы. Делали и еще побеги, но нас ловили и мы попадали в другие лагеря. Из одного лагеря меня и Исупова выводили на расстрел. Бежали и потом попали на лесопилку. В 1943 году за избиение пленных мастером на лесопилке я хотел убить мастера. Он меня вывел за барак, а солдатам приказал рыть яму, но вовремя подъехал хозяин лесопилки, избил солдата и меня освободил.
Я прошел 5 концлагерей, последний был под Данцигом — огромный лагерь Штуттгоф, в котором немцы сожгли в крематориях и ямах 50 тыс. евреев. Завезли нас 49 тыс., показали уцелевших евреев — они сами заставляли евреев стричь волосы, потом давали в руки пистолет и они стреляли друг друга и бросали в печи, а волосы и пепел отправляли в Германию. Но вскоре нас освободил Рокоссовский, освобождая Гдыню и Данциг. Потом мы прошли особый отдел 3-4 раза, месяц карантин, нас обмундировали и нами была восстановлена 73-я дивизия. Командовал генерал-майор Пашков на польско-прусской границе (в районе - В.Б.) г. Остроленка дивизия уничтожала банды ("Армии Краёвой" - В.Б.) и бендеровцев. По окончании войны, дивизия  эшелоном прибыла в мой г. Новороссийск, где и похоронили генерала Пашкова. Прибыли в Новороссийск 28 августа 1945 года, а в сентябре я съездил в Тоннельную и разыскал родных Шепелева и Будуна. Сестра Шепелева и сейчас пишет мне письма и возмущается, почему мы не похоронили Михаила. Брат Будуна живёт в Новороссийске, а родители Дороша и Усикова сами в 1945 году приходили ко мне домой, узнать, где я видел их сыновей в последний раз — это было под Лидой.
Такова вкратце моя судьба и история 213 СП".
Категория: Воспоминания ветеранов 213 СП | Добавил: Admin (24.10.2011)
Просмотров: 1710 | Рейтинг: 4.0/2
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ
Cайт визуально адаптирован под браузер
Mozilla Firefox скачать/download
В остальных браузерах сайт может отображаться некорректно!
(IE, Opera, Google Chrome и др.)
Рекомендуется установить дополнение uBlock, добавить

В связи с изменением адресации ресурса ОБД-мемориал большинство ссылок не работают. Проводится работа по обновлению ссылок.
Основные источники
ОБД Мемориал Подвиг Народа
Друзья сайта
Песни сайта
Статистика
Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0
Форма входа