Главная » Статьи » Прочие воспоминания |
Воспоминания Кнорре В.Э.
По окончании Московского автомобильно-дорожного института весной 1939 г. я был призван в кадровый состав Красной Армии и после обучения на краткосрочных курсах при инженерной академии имени Куйбышева в звании военного техника 1-го ранга был направлен на западную границу СССР на строительство оборонительных сооружений. Находясь с 1940 года на территории Западной Белоруссии в районе Ломжа-Снядово-Чижев, что западнее города Белостока, мне поручили возглавить проектирование, строительство и эксплуатацию узкоколейных железных дорог с колеей 750 мм. Они предназначались для подвоза строительных материалов и оборудования к возводимым фортификационным сооружениям – железобетонным ДОТам и другим объектам Укрепленного района (УР). Для меня – молодого неопытного инженера это было тяжелым испытанием и отличной школой самостоятельной работы. Мне очень повезло с командованием управления начальника строительства (УНС), оно нам доверяло и не занималось мелочной опекой, но из-за отсутствия специалистов нашего профиля в Управлении, мы были вынуждены все решать сами. Пришлось подбирать специалистов из числа солдат-одногодичников (т.е. имеющих высшее образование) и активно использовать техническую литературу. Большую помощь мне оказывал отец, который по переписке давал грамотные советы и присылал необходимые книги. При напряженной работе, зачастую без выходных дней, с весны 1940-го года до начала войны нам удалось построить 30 км железных дорог с необходимым станционным обустройством и деповским хозяйством. Подвижной состав состоял из двух паровозов, пяти мотовозов и сорока грузовых платформ. При проектировании железнодорожных линий и производстве работ мы абсолютно не считались с необходимостью сохранения рационального землепользования и это в условиях частной собственности на землю, сохранившейся на территории бывшей Польши. Обходили стороной только населенные пункты и хутора. Штаб и строительный двор были бесцеремонно размещены на хуторе, хозяин которого имел еще дом в местечке Снядово. Короче говоря, мы вели себя как завоеватели. Строительство проходило при весьма ограниченном количестве техники и автотранспорта, силами гражданского населения и комсомольских батальонов численностью до 500 человек, хотя только объем земляных работ был очень большим. Так, на одном из лесных участков трасса пересекала гряду холмов, где глубина выемки достигала 10-15 метров на длине 300 метров. С помощью взрыва было выброшено более 100 тысяч кубометров грунта. Весной 1941 года я получил очередное звание – военного инженера 3-го ранга. 21 июня во второй половине дня было открыто движение грузовых поездов на новой десятикилометровой линии в один из строящихся укрепленных районов. Я находился на паровозе рядом с машинистом. Ехали с малой скоростью по еще не отделанному пути, а впереди какие-то люди, быстро удаляясь, клали на рельсы шпалы, задерживая наше и без того медленное движение. Ничего не зная о надвигающихся грозных событиях, тем более что кругом все было спокойно, мы не придали этому большого значения. Ведь даже в предшествующем году на нашей первой линии случалось подобное и даже была совершена диверсия. Ранним утром 22 июня я проснулся от шума моторов и из открытого окна увидел летящие вглубь нашей территории самолеты. Однако, по дороге, как обычно, проезжали загруженные стройматериалами автомашины. Это меня успокоило, и я снова лег спать. Лишь около 9 часов утра меня разбудили. Придя в штаб строительства, я выяснил обстановку и получил распоряжение ждать указаний. На одной из автомашин я отправил в тыл всех вольнонаемных сотрудников и их семьи. Уже после войны я узнал, что они благополучно доехали до города Себеж на бывшей латвийской границе, где многие из них ранее проживали. К вечеру в нашем расположении начала развертываться механизированная часть, а уже в сумерках мы по приказу УНС погрузились на оставшиеся две автомашины и отбыли на восток. Утром мы благополучно проехали через Белосток с горящими нефтехранилищами и тут-то началось самое страшное: над лесным участком дороги, запруженной беженцами, воинскими подразделениями и обозами в воздухе безнаказанно господствовала немецкая авиация, обстреливающая и бомбящая нас на бреющем полете. Гибли люди, горели автомашины и создавались заторы в движении. Я стал свидетелем случаев, когда люди при обстрелах и бомбежке теряли рассудок и убегали прочь от дороги, скрываясь вдали и не помышляя о возвращении к спасительным автомашинам. Так мы потеряли одного из своих командиров. С большим трудом к середине дня выбрались из этого ада благодаря использованию каждого короткого перерыва для продвижения вперед. За вторую ночь войны проехали Волковыск, Слоним и, покинув пределы Западной Белоруссии, очутились в районе города Слуцка. На контрольном пункте всему составу было приказано оставить автомашину, и направиться на сборный пункт. Авто с сейфами (деньги, документация) в сопровождении главного бухгалтера поехало дальше в тыл. Много лет спустя, уже после войны, я получил от него письмо с Украины. К сожалению, переписка не завязалась. В указанном месте сборного пункта не оказалось, царила неразбериха и паника. Возвращаясь назад, встретились с группой командиров нашего УНСа на двух полуторках, они нас взяли к себе и мы поехали в Минск в надежде найти пункт сбора инженерных войск Белорусского военного округа. Ночной Минск предстал в развалинах, безлюдный и без каких-либо следов штаба. Решили ехать в Могилев, куда и прибыли без приключений на следующий день, 26 июня. Было видно, что здесь расположился штаб округа. Наводя порядок в войсках, командиры прибегали к жестокости, расстреливая на месте дезертиров и паникеров. Я увидел трупы с записками на теле – дезертир. В этот же день было образовано управление Военно-полевого строительства №13, в состав которого мы и вошли. Я был назначен на должность начальника одного из старших прорабств (странное название, перекочевавшее в действующую армию с гражданского строительства). В Могилеве мне впервые с начала войны удалось послать телеграмму и письмо в Москву родителям. После ночлега на городском кладбище, где я неплохо устроился на каменном саркофаге, было получено боевое задание на устройство заграждений на дорогах и возведение небольших оборонительных рубежей в полосе между реками Березина и Днепр южнее Могилева. Переправившись через Днепр в городе Старый Быхов, мое подразделение направилось по дороге на Бобруйск. Сложность положения заключалась в незнании боевой обстановки и отсутствии карты местности. Дорога проходила в лесу и была совершенно безлюдна, стрельбы не было слышно. Так проехали несколько десятков километров. Жители немногочисленных деревень о противнике ничего сказать не могли. Не обнаружив частей нашей армии решили, что дальше ехать не имеет смысла и рискованно. На дороге поваленными деревьями устроили несколько завалов, разрушили мост через небольшую речку и по ее берегу, с привлечением местного населения сделали эскарпы (препятствие для танков), хотя прекрасно понимали, что без обороны этих заграждений преодоление их противником не потребует значительных затрат времени. Издали было видно, как гибли наши тяжелые бомбардировщики, атакованные фашистскими истребителями, а на обратном пути подобрали летчика со сбитого самолета. Он снабдил меня картой района действия нашей авиации, которая очень пригодилась в период пребывания потом на территории Белоруссии. Аналогичные события тех дней на этой дороге были описаны в романе К. Симонова и показаны в фильме «Живые и мертвые». После отхода на левый берег Днепра, проезжая через город Рогачев, на уже закрытом молокозаводе запаслись большим количеством сгущенного кофе в банках. Более недели после этого вся наша часть питалась только черным хлебом с этим кофе и если вначале поглощали эту еду с удовольствием, то потом появилось отвращение. Много лет после этого, уже в мирное время, я даже смотреть не мог на эти банки. Из-за быстрого продвижения наступающего противника на Западном фронте, рубежи обороны намечались все дальше на восток, а в полосе Варшавского шоссе, где нашей частью обеспечивалось их устройство, уже к концу июля мы подошли к восточной границе Белоруссии. В большинстве случаев начатые на оборонительных рубежах работы не успевали заканчиваться и не использовались для организации обороны. Дольше всего мы задержались в районе города Кричева, где с помощью местного населения успели создать препятствия, в основном для продвижения танковых частей на подступах к городу и на флангах, широко используя благоприятные естественные преграды (овраги, речки). Однако, вероятно из-за неудачного положения оборонительных рубежей с большой водной преградой в ближайшем тылу – рекой Сож, командование сочло условия ведения обороны негодными и оставило этот район без боя, отойдя на левый берег реки. К этому времени всем стало ясно, что война будет затяжной, очень кровопролитной и маловероятно, что мы уцелеем. Настроение было безрадостное. Эта обстановка подействовала на меня угнетающе и я начал курить, хотя раньше даже не пробовал. Была середина лета, погода стояла отличная и поэтому ужасы войны представлялись кошмарным сном. Время шло, а мы все отступали и отступали. Наконец, в августе, обескровленная в боях, военная машина фашистов на время выдохлась и нашей армии удалось задержать противника на Западном фронте по линии Осташков – Ярцево – Рославль – Глухов. Наша часть создавала участок тылового рубежа обороны по речке Мормозинка, примыкающий на правом фланге к поселку Сафоново. Мы разрабатывали систему обороны, схему ведения огня, после чего размещали и возводили противотанковые препятствия, окопы для пехоты, огневые точки для пулеметов, включая долговременные сооружения – ДЗОТы (деревоземляные огневые точки). На выполнение работ в помощь широко привлекалось местное население. Такое положение сохранялось до первых чисел октября месяца, когда началось новое наступление противника. Мы слышали отзвуки сражений севернее и южнее нашего участка, но перед нами все было спокойно. Через 2-3 дня гул артиллерийской канонады начал перемещаться на восток и стало ясно, что наша оборона прорвана. Вскоре мы получили приказ на отход в тыл. 7 октября 1941 г. Мы в окружении! Это сообщение поразило меня и, хотя внешне я старался быть спокойным, страх заполз в мою душу. Об окружении стало известно после длительного, но безуспешного ожидания командования нашей части – Военно-полевого строительства №13 (ВПС №13) на заранее установленном сборном пункте недалеко от поселка Сафоново на Смоленщине. К этому времени для меня боевые действия длились уже 3,5 месяца, начиная с раннего утра 22 июня, когда 25-летнего военного инженера 3-го ранга (что соответствует званию капитана), занятого на строительстве оборонительных рубежей на границе СССР в Западной Белоруссии разбудил гул летящих в глубину нашей территории немецких самолетов. За прошедший период почти непрерывного отступления пришлось многое пережить: налеты авиации, панические настроения, неясность обстановки, гибель людей, устройство заграждений под обстрелом противника и многое другое. Однако, несмотря и на что, у меня сохранялась уверенность в победном окончании войны для нашей страны и благополучном исходе ее лично для меня. Теперь же вера в то, что я уцелею, была серьезно поколеблена. Вместе с военкомом Галкиным и представителем ВПСа мы приняли решение направиться в район несколько южнее г. Вязьмы, где будто бы еще вчера были «ворота» в кольце окружения и там попробовать проскочить на соединение с Красной Армией. Уже смеркалось, когда мы выехали из деревушки на двенадцати ЗИСах, на которых было 20-30 человек личного состава и военное имущество, главным образом, противотанковые мины. Всю ночь мы провели в автомашинах, затратив большую часть времени на поиски правильного маршрута. Часто двигались против своих намерений в массе других машин, запрудивших дорогу. В результате к утру мы преодолели менее 60 км. Это заставило действовать более решительно и не обращая внимания на слухи о немецких танках, якобы контролирующих дороги на нашем маршруте, мы поехали вперед на восток и к 1 часам утра въехали в лесок в 12-15 км юго-западнее Вязьмы. Здесь решили выяснить обстановку и действовать по обстоятельствам. Надо отметить, что к этому времени состояние многих, если не большинства моих спутников, было весьма плачевное – они сильно перетрусили и пали духом, не принимали почти никакого участия в решении оперативных вопросов и не помогали нам – командирам. Частичное объяснение этому крылось в том, что последние 10 дней все находились в большом напряжении, мало спали и плохо питались. Не успели мы наметить дальнейший план действий, как появилось 20-25 немецких бомбардировщиков и ведущий вошел в пикирование над нами. Бомбежка длилась несколько часов с перерывами в 20-30 минут для возобновления бомбовой нагрузки. Бомбы падали довольно близко, жертв оказалось много, но из нашей группы никто не пострадал. К середине дня налеты прекратились и мы, воспользовавшись этим, перебрались глубже в лес, где и установили связь с полком пограничников, пока единственной встреченной нами организованной и боеспособной частью. Кругом царила паника: солдаты и командиры пешком и на автомашинах и даже одиночные танки бросались в разные стороны, часто возвращаясь обратно. Внезапно на нашу группу, расположившуюся на краю маленькой поляны, налетели и обстреляли на бреющем полете самолеты-штурмовики. Правда, всё кончилось благополучно, если не считать пробитого сапога и ушиба ноги у капитана Масленникова, что возможно и стало для него роковым (позднее он исчез из группы, и мы его не нашли). К концу дня распространился слух о подходе немцев с запада. Паника достигла наивысшей точки и все бросились на восток. Исчезли и пограничники, а с ними и военком Галкин. Я собрал свою группу (за исключением нескольких человек) и мы поехали по целине вслед за всеми. Однако в первом же овраге автомашины завязли и я без колебания дал команду их сжечь. Смеркалось, пошел мокрый снег. Я повел спешенную группу на восток. Пройдя километров 6-8, вышли к деревне Старое Стогово. Встретившаяся колхозница указала направление, где немцев якобы еще не было. В совершенной темноте проследовали дальше. За нами постепенно пристроилась большая группа солдат. Впереди виднелись зарева от пожаров и взлетали сигнальные и осветительные ракеты. Преодолели болото и углубились в лес. По всем данным, немцы были близко и мы стали продвигаться осторожно. На лесной дороге смутно разглядели идущих навстречу людей. Спрятал своих в кустах и стал поджидать – оказались тоже из числа окруженных. Они сообщили нерадостную весть – разрыва в кольце окружения не было, а попытка прорыва окончилась неудачей с потерями в личном составе. Собрав скудные сведения, повел группу дальше. Скоро лес начал редеть и мы вышли на опушку – впереди были немцы! Размещаемся в невысоком ельнике и я выделяю в разведку две группы по два человека и то с трудом, так как большинство крайне пассивны. Пока я давал задание разведке, все остальные заснули. Через час-полтора обе группы вернулись и доложили о примерном расположении нескольких огневых точек противника. Разрывов в линии обороны не было обнаружено. Посоветовавшись с майором Первых (он служил вместе со мной на границе в должности начальника участка строительства оборонительных сооружений), принимаю решение двигаться в район, обследованный первой группой. Ее старший, энергичный воентехник 2-го ранга (забыл его фамилию) уговаривает попытаться проскользнуть, а в крайнем случае пробиться с боем через кольцо окружения. Однако слабое вооружение (4-6 винтовок и дюжина пистолетов), открытая местность и тяжелое состояние большинства заставляет отказаться от этого рискованного предложения. Кроме того из головы не выходит мысль о том, что даже при легком ранении создавалось безнадежное положение, так как помощи ожидать было неоткуда. Оставались либо плен, либо самоубийство. Приближается рассвет и мы отходим в лес, чтобы скрытно пробыть в нем до следующей ночи, которая, как я думал, должна стать решающей в судьбе нашего отряда. В густом ельнике под моросящим дождем легли отдохнуть. Состояние, усугубленное оторванностью от организованных воинских частей, ужасное, большинство считает себя погибшими. Я долго не могу заснуть, думая о выходе из создавшегося положения и теряя последнюю надежду. Никогда еще до этого, да и после, в трудные и опасные минуты жизни на войне у меня не было такого тяжелого душевного состояния, доведенного до предела чувством ответственного за жизнь отряда. Мерзкая осенняя погода как бы подчеркивала безнадежность нашего положения. Тяжелый сон длился недолго – было сыро и холодно, а одеты все были в летнюю форму. Скромно подкрепились хлебом, взятым в последний момент с уничтожаемых автомашин. Утром наступает некоторое просветление в нашей обстановке: то тут, то там появляются группы бойцов и командиров. Какой-то капитан формирует саперный батальон по заданию генерала и мы присоединяемся к ним. В нас вливается уверенность – мы не одни, а самое главное – появились признаки организованности. В середине дня по лесу начали вести огонь вражеские минометы. Мы рассредоточились и как раз вовремя – налетела авиация! Часть наша растаяла и опять все стало, как утром. Внезапная удача! Мимо нас двигается на восток целая дивизия. Мы подходим к временно остановившемуся штабу. Недалеко идет бой, свистят пули. В этой обстановке нам дают задачу – сопровождать автомашины с предварительной разведкой пути. Бой начинает смещаться вправо и вместо движения на восток мы следуем на юг и даже на юго-запад. Замешкавшись с выбором дороги, мы упустили автомашины, которые, поддавшись царившей панике, рванулись вперед и увязли в болоте. За это один из командиров набросился на меня и грозил расстрелять. Я собрал оставшуюся часть группы, так как остальные, в том числе майор Первых, ушли вперед и стал вытаскивать застрявшие в болоте машины. Немцы, вероятно, заметили нас и открыли огонь из минометов. Во время вытаскивания одной из автомашин уже знакомый свист стал быстро нарастать и едва мы упали на землю, как в нескольких метрах от меня в землю врезалась мина и … не взорвалась! Последнюю автомашину, после полной потери сил (сказались голодание и бессонные ночи) пришлось бросить и, стараясь больше не попадаться на глаза начальству, двинулись за ушедшими вперед, на юг. Пройдя и проехав около двух километров, попали в лесок, который служил сборным пунктом. Вечерело, пошел мокрый снег. Командный состав собрали на совещание, которое проводил бригадный комиссар. Он обрисовал нам обстановку и поставил задачу: формировать боевые подразделения и прорывать вражеское кольцо. В окруженных частях было несколько генералов, поведение которых оставляло желать лучшего – они практически не руководили подготавливаемой операцией. Бригадный комиссар, что меня очень удивило, подверг резкой критике перед нами не только за глаза, но и сказал прямо в лицо одному подошедшему подвыпившему генералу. Видимо, эта критика их всех несколько образумила и они взялись за дело. Началась подготовка боевых групп, которые немедленно отправлялись на передовую. Я со своей группой попал в отряд по охране тыла, которым командовал военком Галкин. Началось томительное ожидание в хвосте нашего большого обоза в то время как с запада приближалась канонада, появились трассирующие пули и осветительные ракеты – нас поджимали сзади. К полуночи погода разгулялась, взошла луна и стало подмораживать. С вечера была надежда, на основании заявления одного из генералов, что наступление пойдет быстро. На самом же деле за всю ночь передовые части почти не продвинулись, а наш тыл переместился от места своего формирования всего на один километр. Всю ночь я пробыл с Галкиным. Никто нами не интересовался, частично брошенный обоз обещал с рассветом навлечь на себя хорошую бомбежку. Принимая во внимание слабую дисциплину в окруженных частях, рассчитывать на то, что пехота будет вести бой после прорыва для вывода обоза, представлялось маловероятным и нам грозила возможность остаться в окружении. В связи с этим начальник тыла военком Галкин принял решение отправиться вперед. Добрая половина нашего отряда все же захотела остаться с обозом и мы им это разрешили. Подошли к месту формирования частей, идущих в атаку. Наша нерешительность была внезапно рассеяна подошедшим генералом, руководившим всей операцией (кажется, это был генерал-майор Пронин). «Что это за люди?» - спросил он, и когда я доложил, то последовал приказ идти в атаку, несмотря на наше плохое вооружение. Я бросился разыскивать весь свой личный состав, но на пути встретился полковник, который вместо полученного ранее распоряжения приказал мне собирать в атаку всех попрятавшихся в лесу. С этой задачей я, видимо, справился неплохо, набрав и направив к сборному пункту много бойцов и командиров. Позже, вспоминая это событие, стало ясно, что почти беспрекословное подчинение объяснялось моим решительным видом и угрожающим поведением с оружием в руках. Уже рассвело, когда я, выполнив задание, вернулся к сборному пункту, где вскоре и встретил Галкина, Первых и еще несколько человек из своей группы. Весь день мы провели в мелколесье перед деревней Трошкино в ожидании успеха наступающих. Но атаки на нее были безрезультатны из-за отсутствия артиллерии и другой боевой техники и слабого вооружения бойцов при почти полном отсутствии у них, как и во всей армии к этому времени такого эффективного оружия, как автоматы. Однообразная тактика лобовых атак без применения обходных маневров также не способствовала успеху. В лесочке нам было не сладко – кругом свистели пули. Часто рвались мины, что выводило из строя окруженных. Переодетые вражеские диверсанты своими действиями увеличивали наши потери. К середине дня погода снова испортилась и пошел снег с дождем. Было холодно и я занялся розысками одежды. Вскоре в ранце убитого солдата нашел чистое белье и немедленно его одел. Таким образом, на мне оказалось три пары белья, летнее обмундирование и плохонькая шинель. В сумерках встретились с группой командиров из соседнего СТАРПО нашего управления военно-полевого строительства во главе с капитаном Жерилем и решили держаться вместе. У них было некоторое количество концентрата каши и мы приступили к приготовлению ужина. Вдруг, по нам открыли огонь из автоматов трассирующими пулями, мы залегли в воронку, образовавшуюся от разрыва снаряда и приготовились к обороне на явно плохой позиции, так как противник засек нас по костру, необдуманно разведенному без укрытия. Тут мы заметили, что кругом нас никого нет и поторопились быстро отойти назад. Неудачное дневное наступление сделало свое дело – опять царил хаос, руководства со стороны командования не было, ранее сформированных частей не существовало. Легли все плотно друг к другу и, наконец, заснули под свист пуль и разрывы снарядов и мин. Проснулись часа через три, было около 23 часов. Недалеко от нас выстроилась какая-то часть, и ее командир ставил задачу пробиваться из окружения мелкими группами, так как прорыв кольца окружения провалился. Не знаю, было ли это решение старшего командования, или только командира этой части, но с этого момента никаких попыток к объединению действий всех мелких групп мы не наблюдали. Посоветовавшись, решили попытаться незаметно пробраться по кустарнику южнее опорного пункта немцев в деревне Трошино. В это время меня отвел в сторону майор Первых. В окружении было заметно его очень плохое физическое состояние, болезненный вид. Очевидно, и возраст (ему было что-нибудь около 50 лет) давал себя знать. «Я, вероятно, не смогу выйти с вами из окружения, плохо я себя чувствую. Вот возьми карту местности до Можайска – она поможет тебе вывести группу к своим» - сказал он. Какое самоотверженное решение! Мои отказы ни к чему не привели, он настаивал, и я взял карту, попытавшись уверить его, что мы выйдем все вместе. Первых Василий Матвеевич 1898 г.р., Орловская обл., Орловский р-н, д. Редькино. В РККА с 1938 г. Начальник СУ-14 УНС-73. ссылка,№86. Плен, освобожден (вышел из окружения) в сентябре 1943 г. ссылка,№1011. Красноармеец 33 ошб. Умер от ран 24.12.1943 г. 438 омсб 348 сд. Похоронен БССР, Гомельская обл., Рогачевский р-н, д. Семиновка. ссылка,№548/866. Снова двигаемся ночью по мелколесью, где были накануне, сначала в полный рост, но скоро начали переползать – немцы ведут интенсивный огонь из пулеметов и минометов. Лес сменяется группами кустарника. Чем ближе к полю, тем меньше кругом людей, уже и из нашей группы кое-кого нет. Вот и опушка и к нашему огорчению, против нас деревня. Огонь не ослабевает, нельзя поднять головы. Организуем обстрел огневых точек противника из личного оружия (пистолетов), но, конечно, безрезультатно из-за значительного расстояния (около 200 м). Отползаем вглубь леса и перемещаемся на фланг опорного пункта, но и здесь то же самое – противник создал непрерывную линию обороны. Вновь отходим назад и под прикрытием брошенного трактора устраиваем совет. Нас теперь осталось 5 человек, все без единой царапины, но троих нет, в том числе военкома Галкина и майора Первых. Решаем сделать запасы продовольствия, так как уже четверо суток мы почти ничего не ели. Поиск ведем в темноте в автомашинах, застрявших все в том же злополучном месте, из которого наша группа их вытаскивала, но теперь автомашин стало гораздо больше. Скоро нам удалось запастись сухарями и даже небольшим количеством концентратов. Теплых вещей не нашли, а я применил «рационализацию»: на руки, которые у меня довольно чувствительны к морозу, одел бумажные носки, с которыми не расставался и после выхода из окружения, до получения перчаток. Кончились наши поиски большой удачей – мы нашли два свиных окорока и направились к ближайшим кустам с намерением как следует подкрепиться. Рассветало. Не успели мы отрезать по первому куску ветчины, как внимание наше было привлечено шумом в только что оставленном обозе – отдельные автомашины, не застрявшие в болоте и все живое двигалось к деревне Трошино. Там на фоне пожара мелькали человеческие фигуры, двигавшиеся в одном направлении – на восток. Стало ясно, что деревня отбита у немцев и путь к своим открыт. Надо было спешить, проход мог закрыться очень скоро, не дожидаясь таких зевак, как мы. Бросились бежать, я с окороком в одной руке и пистолетом в другой. Вот и деревня, которая остается слева от нас. Обстрел с флангов усилился и приходится передвигаться по пашне перебежками. Страшная одышка, сил нет. Бросаю окорок. Немцы нас засекли и ведут прицельный огонь. Очевидно, заметили меня в командирской форме – со знаками различия и ремнями. После одной из перебежек в 1,5 метрах от меня, зарывшись, на мое счастье, в рыхлую землю, взрывается мина. Я засыпан землей. Оглушен, сильно контужен в голову, а вещевой мешок пробит в нескольких местах осколками. С трудом ползу дальше. Обстрел стал сокращаться, так как мы, очевидно, исчезли из поля зрения противника. Я с четырьмя спутниками кое-как добрался до спасительного леса. Перешли через железную дорогу Вязьма-Брянск недалеко от станции Лосьмино и расположились на отдых до вечера, так как впереди была шоссейная дорога Вязьма-Юхнов, по которой передвигались немецкие части, включая танки. Занялся длительными, но безрезультатными поисками майора Первых и других членов нашей группы. Постепенно наш малочисленный отряд увеличился за счет примкнувших бойцов. Мне подарили компас и по карте мы разработали маршрут движения, причем я настоял на следовании без сближения с Минским и Варшавским шоссе, по которым, как я предполагал и это полностью подтвердилось, будут наступать основные силы немецко-фашистских войск, рвущихся к Москве. С наступлением темноты пошли вперед. На подходе к шоссе перед нами взвились осветительные ракеты противника. Быстро отошли назад и на меня набросились с угрозами расправиться, обвиняя в измене, основываясь на моей фамилии. До сих пор с ужасом вспоминаю этот случай. Спасло мое крайнее возмущение и гнев, высказанный в сильных, всем хорошо известных выражениях. Спустя несколько минут по команде капитана Жериля вся группа двинулась в сторону от намеченного маршрута – к Варшавскому шоссе. Никого из них я позднее не встречал, хотя сборный пункт для выходящих из окружения командиров на Западном фронте, куда я и попал, был один – в районе Барвихи. Я остался, как мне показалось, в одиночестве, но вот с земли поднялся капитан Беляев из ополчения, который и прошел со мной весь оставшийся путь из окружения. Посоветовавшись, решили скрытно обойти место на шоссе, где располагалось боевое охранение противника и двигаться дальше по разработанному маршруту. Подошли к шоссе, залегли в канаве и стали прислушиваться. Вскоре возникли странные звуки и мимо нас проехало несколько немецких автоматчиков на велосипедах. Перейдя шоссе, пошли небольшими перелесками. Слева темнел сплошной лес. Была ясная лунная ночь. Подойдя к небольшой рощице, мы вдруг оказались в нескольких шагах от замаскированного на ее опушке самолета. Что это, отдельная машина или полевой вражеский аэродром? Эта мысль мгновенно пронеслась в моей голове. Тихо отступили назад и бросились бежать через поле к лесу, ежесекундно ожидая обстрела. Приготовились дорого продать свою жизнь, но с одним пистолетом и одной гранатой на двоих на «успех» рассчитывать было трудно. К счастью, все было тихо. Потом я вспомнил, что днем, когда мы готовились переходить шоссе, над нами долго летал самолет-разведчик. Очевидно, это и был он. Углубились в лес, собрали еловый лапник, залезли в него и заснули крепким сном. Утром, двигаясь по лесу, встретили группу бойцов и пошли вместе. Кругом все было спокойно. Удалось впервые за много дней развести костер и поесть горячее. К вечеру, немного отдохнув, снова продолжили путь. Уже в темноте столкнулись с отрядом противника, нас обстреляли из автоматов, началась паника и все разбежались. Мы снова остались вдвоем. Через некоторое время осторожно подошли к крайней избе какой-то глухой деревушки. Немцев не было. Приветливый старик устроил нас на ночлег на сеновале, сам взялся нас охранять и мы, наконец, смогли отдохнуть под крышей. Под утро старик нас разбудил, дал на дорогу немного мяса, пожелал нам успеха и мы распрощались. Память об этой встрече сохранилась у меня на всю жизнь. Каждый день с глубокой благодарностью вспоминал майора Первых. Его карта уже не раз выручала нас, а на этом участке по карте я разработал путь следования в обход большой излучины реки Угры. Иначе пришлось бы дважды ее преодолевать глубокой осенью и, возможно, иметь встречу с противником. Днем осторожно продвигались на северо-восток и поздно вечером подошли к Мамоновской мельнице на левом притоке Угры – реке Жижала. Больше шли ночью, тем более, что дни были короткие. К нам присоединилась группа бойцов и младших командиров, среди которых были легко раненые. Моя ответственность, как командира, за дальнейший, по возможности, безопасный путь следования увеличилась. Я потребовал соблюдения жесткой дисциплины на марше и на привалах и организовал разведку пути следования. С удовлетворением отмечал неуклонное выполнение моих распоряжений всем личным составом отряда, насчитывающим 25 человек. В период окружения мне очень пригодилась способность хорошо ориентироваться на местности и по карте, в том числе в лесу. Это качество выработалось у меня за многие походы и выезды на охоту еще в юные годы. Следуя дальше на восток, мы прошли через большое село Макеевское, а под покровом ночи в снегопад пересекли дорогу Гжатск - Юхнов у полусожженной деревушки, в которой немцы побывали незадолго до нашего прихода. Естественно, мы были чрезвычайно рады такому счастливому стечению обстоятельств. 16 октября вошли в деревню Тюрмино. Немцы здесь и на всем протяжении нашего пути до Можайска еще не появлялись. Двигались мы днем и частично ночью через Гжатские леса. 17 октября, слышим отзвуки боя со стороны Бородино. В деревне Самодуровка председатель колхоза организовал для нашей группы обед. Совершили дневной переход Бортеньево - Кобяково. В этой деревне встретили нашу небольшую воинскую часть, численностью до батальона, занимавшую оборону. К сожалению, боевую обстановку командование части не знало. 18 октября, встали рано, наметив для себя засветло совершить переход до Минского шоссе. Не было только ясности с положением на нем, ведь это было направление главного удара немецко-фашистских войск и поэтому они могли продвинуться по нему дальше на восток и даже создать под Москвой непрерывную линию фронта. Тогда пришлось бы действовать в тылу у немцев в знакомых подмосковных лесах. Прошли Ваулино, Тропарево …вот и Минское шоссе, и о радость! Наши части занимают оборону на его 110-м километре от Москвы. Наконец-то вся группа благополучно, без потерь, выведена к своим. Всего за период окружения пройдено около 180 км. Всех здоровых бойцов забирают на рубеж обороны, а меня, Беляева и раненых пропускают дальше в тыл. Немного поели и пустились в путь по опустевшему шоссе. 19 октября, всю ночь шли пешком, так как попутных автомашин не было. Один раз перекусили всухомятку в заброшенной избе и на часок вздремнули. Утром пришли в Дорохово, где располагалось много тыловых частей и буквально свалились от изнеможения. Ведь за сутки нами было преодолено почти 50 км! Немного отдохнув в Дорохове, мы с Беляевым решили ехать в Москву. Сели в попутную автомашину и отправились в путь по Минскому шоссе. В районе Одинцово на КПП нас ссадили и отправили пешком на сборный пункт, разместившийся в деревне Жуковка рядом с Барвихой. Командного состава собрали очень много. Производилась его проверка, причем основное внимание уделялось лицам, не сохранившим документов. У меня все было в порядке, все знаки военного инженера 3 ранга также имелись и уже 22 октября я был направлен во вновь сформированное управление ВПС 13, дислоцирующееся в поселке Кубинка, на свою прежнюю должность старшего производителя работ. К этому времени под Москвой в результате первого генерального наступления немцев линия фронта стабилизировалась на рубеже реки Нары, восточнее поселка Тучково и далее по направлению на север (25-30.10.1941 г.). В середине ноября фашистская армия начала второе генеральное наступление на центральном участке с направлением главного удара по Волоколамскому шоссе. Правый фланг наступающих располагался по левому берегу реки Москвы. За период с 19 ноября по 4 декабря противник продвинулся до поселка Снегири, заняв севернее Звенигорода деревню Ершово. По прибытии в управление, как специалист, сразу был направлен на рекогносцировку рубежа обороны, так как у большинства командного состава в этом деле опыта не было. В первые дни пришлось довольно тяжело после всех лишений и голодания в окружении. К моему счастью, в нашей части оказался командиром небольшого подразделения сослуживец по довоенному УНСу Иванов И.И., который меня подкормил. В связи со стабилизацией линии фронта на участке Нарофоминск – Тучково и начавшимся наступлением противника на Звенигород ВПС-13 был срочно переведен в этот район с задачей создания оборонительных рубежей и минирования танкоопасных направлений. Вначале наш штаб размещался в деревне Устье на дороге Каринское – Звенигород, а затем мы отошли в город и разместились в доме отдыха связистов. Последней операцией в этом направлении было устройство заграждений и установка мин по восточному берегу речки Сторожка от реки Москвы до деревни Дютьково (включая подступы к бывшему Савино-Сторожевому монастырю) и подготовка к взрыву ряда важных объектов в городе. Наступление фашистских войск на этом рубеже было остановлено. Мы перебрались из Звенигорода в деревню Шараповка, а затем в дачный поселок Голицыно. Знакомые с юности места, и мог ли я тогда предполагать, что здесь придется воевать! В одну из ночей начала декабря нас подняли по тревоге – недалеко к югу была слышна артиллерийская стрельба и выстрелы из стрелкового оружия. Позднее выяснилось, что после месячного перерыва противник первого декабря прорвал нашу оборону на реке Нара севернее и южнее Нарофоминска и продвинулся на 20 километров до платформы Алабино на Киевской ж.д. и далее в сторону Голицыно до деревни Кобяково. На нас была возложена задача задержать дальнейшее продвижение фашистов к Москве, а также не допустить захвата поселка Голицыно с целью окружения 5-й и части 33-й армий, занимающих оборону от Звенигорода до Нарофоминска. К утру минирование дорог и устройство лесных завалов было прекращено, так как быстро переброшенная в район прорыва танковая бригада уничтожила вражескую группировку. Алабино и Петровское оказались ближайшими к Москве пунктами, достигнутыми противником к западу от столицы. Надо отметить, что мало кто знает об этой операции и нет памятных знаков об этом успешном сражении. Во второй половине декабря месяца началось переформирование нашего управления ВПС-13 в одну из создаваемых в то время инженерно-саперных бригад, подчиненных командованию фронтов. 31 декабря к вечеру, к великому огорчению воинов-москвичей, в том числе и меня, сформированная бригада № 40 на автомашинах выехала к месту дислокации в город Тулу. Поздно вечером мы добрались до города Серпухова, где и заночевали, кое-как отметив наступление нового 1942 года. За время после выхода из окружения мне удалось при содействии нашего командира майора Савостьянова два или три раза навестить в Москве родителей. Это были волнующие и трогательные события для меня и для них. За истекший период войны им пришлось очень тяжело и не только из-за плохого снабжения и частых бомбежек, но главным образом из-за меня – единственного сына. Еще в начале войны один из моих однокашников – Садоев при встрече с отцом ничего умнее не мог придумать, как сказать, что с границы из района города Ломжи никто не выбрался и я, очевидно, погиб или попал в плен. Я тоже все эти месяцы войны переживал за родителей и был несказанно рад увидеть их в более или менее удовлетворительном состоянии. К сожалению, я очень мало смог помочь продовольствием, но зато значительно поднял их моральное состояние. В Козельске. Январь – август 1942 г. Первого января прибыли в Тулу и разместились в пустующих капитальных зданиях. Через несколько дней завершилось формирование 4-й инженерно-саперной бригады Западного фронта. Меня назначили начальником производственного отдела штаба бригады. Вслед за наступающими войсками мы двинулись через город Одоев на Козельск. По дороге заехали в только что освобожденную Калугу. Была суровая вьюжная зима с большими заносами на дорогах. В этих условиях продвижение проходило с трудом, большую часть времени приходилось заниматься расчисткой дорог от снега и вытаскиванием из него автомашин. Весь личный состав очень страдал от мороза и вьюги, было много обмороженных – ведь в первую зиму у нас не было валенок. Наконец, в середине января добрались до города Козельска – места дислокации в связи с переходом наших войск к обороне на линии Юхнов – Киров – Сухиничи – Белёв. Одной из основных задач нашей бригады на первом этапе было сооружение дорог в полосе армии, подготовка их к весенней распутице и сооружение переправ через реки в период паводка. В условиях лесостепи паводок ожидался, как всегда, очень бурным. Достаточно сказать, что уровень воды в реке Оке у Калуги обычно поднимается от летнего (меженного) горизонта до 10 метров. Оригинальное решение было принято по устройству переправы в Козельске через реку Жиздру (приток Оки) – были построены мощные паромы на цистернах, снятых с железнодорожных платформ. С приходом весны наступило почти полное бездорожье, так как подавляющее большинство дорог не имело твердого покрытия. Из-за отсутствия лесов проезжую часть приходилось укреплять хворостом, что плохо обеспечивало пропуск техники и автотранспорта. Положение на дорогах усугублялось систематическими налетами в дневное время вражеской авиации. Однажды в начале апреля комиссар бригады Акопов приказал мне осуществить невозможное: срочно восстановить проезд по дороге Козельск – Сухиничи. Я отправился пешком в один из саперных батальонов, расположенный в 20 км от Козельска, прекрасно понимая невозможность выполнения задачи и тяжелые последствия. Но мне опять повезло: на следующий день установилась хорошая погода, дороги просохли и стали проезжими. Наступило лето, на нашем участке фронта происходили бои только местного значения. Бригада в основном была занята на строительстве дорог и мостов, в том числе через реку Оку под Калугой. Часть наших саперов возводила тыловые рубежи обороны и минировала танкоопасные направления. Штаб бригады, покинув город, разместился в лесу недалеко от бывшей Оптиной Пустыни. Большинство штабных командиров все лето провело в лесу, даже не выбираясь на опушку, что на многих подействовало угнетающе. В Козельский период относительно спокойной жизни в обороне возникла взаимная любовь с вольнонаемной штаба М.Д. Мы много времени вечерами и ночью проводили вместе, из-за чего имели неприятности, поскольку я опаздывал или вообще не являлся на проводимые начальством учебные тревоги (свидания происходили вне расположения штаба). Нами строились планы совместной жизни после войны. В конце войны мне сообщили о ее неблаговидном поведении, фактически об измене. Я долго переживал, но поборов себя, разорвал с ней всякие отношения. В последних числах августа 1942 года нашу бригаду расформировали. Большинство командиров штаба и все батальоны были переданы в 32-ю инженерно-саперную бригаду, а несколько человек, в том числе начальника штаба Прощенко Г.М. и меня откомандировали в 11-ю инженерно-саперную бригаду на том же Западном фронте. М.Д. перевели в 32 ИСБ, и мы расстались, как оказалось, навсегда. В 11-й инженерно-саперной бригаде. Сентябрь 1942 – февраль 1943 г. Меня назначили начальником оперативного отделения штаба. Бригада располагалась в районе Медынь – Юхнов, штаб дислоцировался в городе Медыни на Варшавском шоссе. Не могу не сказать добрых слов в адрес командира бригады Георгия Тихоновича Соколова [1908 г.р., карточка наградных документов]. Это был отличный человек, справедливый, храбрый, заботящийся о своих подчиненных и защищающий их. Был случай, когда заместитель командира 147 саперного батальона капитан Варшавский при минировании ночью перед передним краем обороны потерял план минных полей. Он был арестован и ожидал суда для направления в штрафную роту. В следующую ночь план был найден, и наш комбриг добился приема к члену военного совета Булганину Н.А. и уговорил его восстановить Варшавского в звании и должности. Всю осень и первую половину зимы мы, штабные командиры, в основном проводили боевую подготовку личного состава бригады. Я занимался с командным составом наших частей (отдельных саперных батальонов) по действиям саперов в оборонительных боях, при долговременной обороне и, конечно, в наступательных операциях. Всеобщее обучение охватывало подрывное дело, минирование и разминирование, строительство дорог и переправ, размещение и возведение огневых точек, препятствий для вражеской техники и пехоты. Однажды был случай гибели солдата при разминировании немецкой противотанковой мины (не на моем занятии). С большим трудом были собраны его останки. В этот относительно спокойный период в одном из батальонов была проведена успешная операция по уничтожению крупного вражеского опорного пункта. Под землей была проложена минная галерея (тоннель) длиной более 200 метров с камерой под дотом, в которой разместили большой заряд взрывчатки. Руководил этой операцией офицер штаба бригады Велецкий. По заданию командования поздней осенью я провел десятидневную инспекционную поездку на центральный участок фронта (Вяземское направление) для проверки состояния минных полей, подготовленных к уничтожению мостов и других объектов в пределах глубины обороны. Было выявлено много нарушений и неудовлетворительного состояния подрывного хозяйства. На основании составленных актов командованием частей и соединений были приняты срочные меры по устранению выявленных недостатков. Поскольку эта поездка была осуществлена через Москву, удалось навестить родителей. Заканчивался 1942 год, для меня он был достаточно спокойным, практически в боевых операциях я не участвовал. Мне присвоили звание военного инженера 2-го ранга. Уже полтора года длилась кровопролитная война. Внезапность нападения, неопытность значительной части командиров в связи с проведенными репрессиями среди старшего и высшего состава РККА, отсутствие опыта ведения современного боя, недостаточное вооружение, особенно малое количество легкого автоматического оружия у пехоты, привело к огромным людским потерям и оккупации значительной части нашей территории. На Западном фронте к весне завершилось контрнаступление под Москвой, войска были сильно обескровлены и перешли к обороне. При нашем участии был создан оборонительный рубеж. В конце зимы (в феврале 1943 года) я был направлен в наш 147-й саперный батальон, расположенный у переднего края обороны в районе города Юхнова для его инспектирования. Спустя несколько дней был получен приказ на инженерную подготовку операции по прорыву обороны противника под городом Кировом на левом фланге фронта, западнее города Сухиничи. Совершив за несколько дней пеший переход через города Мосальск и Мещовск, в большинстве своем разрушенные и сожженные, мы прибыли на место. От этого перехода у меня остались в памяти только ночевки в битком набитых солдатами и командным составом сохранившихся избах. Перед нами была поставлена задача по строительству нескольких мостов через речку Болву для переправы танков и артиллерии после артиллерийской подготовки по переднему краю противника. Командир батальона оказался не подготовленным (или не способным) к выполнению поставленной задачи и мне пришлось возглавить ее исполнение. В связи с расположением наших переправ впереди линии обороны в 100-200 метрах от переднего края немцев, то-есть, в нейтральной полосе, скрытность работ, соблюдение полной тишины и маскировки построенного были решающими условиями успеха операции. Было принято единственно правильное решение о заготовке всех элементов мостов в тылу, непосредственно в лесу. Соблюдение размеров всех элементов было обеспечено тщательными промерами в реке и по берегам с оценкой состояния дна, мощности снегового покрова на подходах и др. В сложившихся условиях конструкция мостов выполнялась целиком сборной на рамных опорах с пробной сборкой и маркировкой на месте заготовки. Соединение элементов осуществлялось на штырях, но от применения скоб отказаться было невозможно и пришлось их забивать через тряпки, открывая при этом стрельбу из пулеметов (конечно, не в зоне строительства). Работы на местах строительства выполняла одна рота батальона. Командиром роты был Петров, остальной личный состав батальона работал в лесу и по ночам занимался транспортировкой заготовленных элементов и подноской их к местам строительства. Наши работы в нейтральной полосе противник так и не обнаружил и мы не понесли потерь, что было большим успехом. Однако, быть свидетелем испытания мостов в деле не пришлось – операция по прорыву обороны противника, намеченная для ликвидации его Ржевско-Вяземского выступа, на нашем участке была отменена. Наиболее отличившиеся в этой операции саперы батальона во главе с командиром роты Петровым были награждены боевыми орденами и медалями. Командир 147 исб был снят с должности, а меня наградили орденом Красной Звезды – первая награда среди командного состава бригады. Трагична судьба командира роты Петрова, с которым у меня сложились очень хорошие отношения: в костер, вокруг которого стоял несколько человек, кто-то бросил взрыватель и маленький осколок попал ему в сонную артерию – смерть наступила мгновенно. Строительство командных пунктов штаба Западного фронта. Март 1943 – март 1944 г. Вернувшись в штаб бригады, я получил новое задание: возглавить оперативную группу по строительству командного пункта штаба фронта в лесу под городом Юхновом на реке Угре. К работам был привлечен 150-й инженерно-саперный батальон и отдельные подразделения других частей бригады. Обстановка с точки зрения боевых действий была спокойная, налеты вражеской авиации отсутствовали. Сроки строительства были установлены очень сжатые и применительно к послевоенным временам все выглядело как на ударной стройке. Отдыхать удавалось очень мало, спали по несколько часов в сутки. Наиболее трудоемким сооружением был подземный узел связи. Для командования мы строили относительно комфортабельные рубленые дома из разобранных деревенских изб с подземными убежищами. Несмотря на удачное размещение КП в крупном хвойном лесу, много внимания было обращено на маскировку всех объектов и дорог, особенно на подъездах. Когда все уже было в основном закончено и штаб заработал, член Военного Совета фронта Булганин Н.А. как-то пошутил, заметив, что надо бы замаскировать и белых кур, завезенных для снабжения начальства свежими яйцами. По завершении строительства основного командного пункта нам поручили сооружение запасного. Он был намечен вдали от линии фронта, также на реке Угре, в районе деревни Бели в прекрасном лесу. Стояло лето, была отличная погода, и жизнь протекала, как в мирное время – не слышно было даже артиллерийской стрельбы. Сроки строительства были приемлемые, только дома для командного состава пришлось возводить из свежесрубленного леса, что осложняло работу. После проведения успешных наступательных операций и продвижения линии фронта на запад командование решило разместить новый командный пункт в районе деревни Всходы на Смоленщине, но мы его также не закончили. В связи с большим объемом строительства временных дорог на фронте и в ближайшем тылу нами была разработана весьма рациональная конструкция колейной дороги для автомобильного транспорта, нашедшая широкое применение на фронте. Летом 1943 года отец сообщил о предварительной договоренности с командующим дорожными войсками генералом Федоровым о моем переводе в дорожные войска. Как ни велик был соблазн оказаться в менее опасной обстановке, я отказался. В период строительства командных пунктов при поездках к начальству в темное время суток в свет фар попадали иногда зайцы, которые метались в освещенной зоне. Я пытался, выскакивая из кабины, попасть в них, стреляя из пистолета, но безуспешно, а дичь была бы нам очень кстати. На этой «охоте» со мной чуть не произошел несчастный случай. Обычно во время таких поездок я держал пистолет наготове на груди под шинелью, но однажды, задремав, я по возгласу шофера спросонья открыл дверь кабины и встал на подножку – пистолет, выпав из-под шинели, самопроизвольно выстрелил. Пуля, к счастью, никого и ничего не задела. Вспоминается еще один подобный случай: на автомашине во время очередной рекогносцировки мы выехали из ложбины в разбитую и оставленную жителями деревню, и буквально натолкнулись на волка. Выскочив из кабины, я выхватил пистолет ТТ, но как нарочно, патрон застрял в обойме, а шофер долго не мог снять карабин, закрепленный на потолке кабины. Тем временем волк не спеша удалился в лес. Только один раз во время войны мне повезло на охоте. Весной 1944 года в лесном болоте удалось ранить в крыло при взлете селезня чирка-свистуна, за которым пришлось в хромовых сапогах бегать по воде. Зато сколько радости было от такого трофея! Глубокой осенью 1943 года нам поручили строительство основного командного пункта в районе города Красный западнее Смоленска. Во время переезда выехали на автомагистраль Москва - Минск в районе поселка Семлево и направились на запад. По дороге решил свернуть в поселок Сафоново, в котором жила знакомая по 1941 году – во время сооружения оборонительного рубежа. Тогда при рекогносцировках я с группой командиров дважды побывал в доме учительницы и познакомился с ее дочерью, красивой девушкой, которая мне очень понравилась. Во время отступления, находясь уже в окружении, у меня было желание, к сожалению, нереальное, заехать за ней и взять с собой… Приехав в поселок, я не нашел ни одного уцелевшего дома, а немногочисленные жители ютились в землянках. Из расспросов выяснилось, что вся семья во время оккупации активно помогала партизанам и была фашистами казнена. Для руководством работами по сооружению КП фронта оперативная группа под моим руководством в составе трех офицеров разместилась в деревне Федоровка, а штаб нашей бригады еще раньше передислоцировался в деревню Гусино недалеко от одноименной станции железной дороги, в 15 километрах от сооружаемого КП. На объекте обстановка была горячая, а условия работы осложнялись близостью бригадного начальства. После прибытия и размещения штаба Западного фронта оперативная группа еще продолжала функционировать вплоть до марта 1944 года включительно, но при меньшем количестве саперов. Занимались усовершенствованием подземного узла связи – он был оборудован своеобразным калориферным отоплением, что значительно улучшало условия труда и обеспечивало более надежную работу аппаратуры. Был у нас в оперативной группе забавный случай. Капитану Крюкову [Дмитрию Алексеевичу 1907 г.р. наградной лист], командир бригады устроил командировку в Москву. Мне, благодаря знакомству с работниками Военторга, удалось купить ему бутылку цитрусовой водки. Однако, он стал настойчиво упрашивать достать еще хотя бы одну. Я этого сделать не мог, но он не унимался и продолжал настаивать. Нам это страшно надоело и мы подшутили, налили в бутылку чай и запечатали сургучом. Вернувшись из Москвы, он с возмущением рассказал о раскрывшейся подделке, а после нашего признания в содеянном долго был на нас в обиде. В период весеннего паводка, после годичного перерыва, я вернулся в штаб бригады и наконец, приступил к исполнению своих прямых обязанностей начальника оперативного отделения, которые во время моего отсутствия выполнял мой первый заместитель одессит капитан Розенблюм [Ефим Григорьевич 1915 г.р., карточка наградных документов]. Это был веселый и остроумный человек, надежный товарищ и исполнительный офицер. С ним и вторым заместителем капитаном Живолковским мы дружно проработали весь период моего пребывания в 11 исбр. В начале 1944 года в отделение прибыл после ранения боевой сапер старший лейтенант Кромин [Анатолий Львович 1920 г.р. карточка наградных документов], на которого также всегда можно было положиться. Не могу не вспомнить нашего хорошего товарища из технического отдела штаба бригады капитана Кутепова, прозванного за свой беспокойный характер баламутом. Он был инициатором нашей первой послевоенной встречи в 1965 году, и теперь, в 1994 году, живя в Днепропетровске, высказывает горячее желание встретиться с однополчанами в день 50-летия Победы. В довершение нашей жизни весной 1944 года под городом Красным хочется отметить оригинальное решение комбрига для сохранения низководного моста через небольшую реку: на время паводка на нем был оставлен трактор, обильно покрытый смазкой. продолжение 1 продолжение 2 Шинкаренко Сергей Николаевич 06.10.1907 г.р., г.Киев. Старший техник-строитель СУ-120 УНС-73, воентехник 2 ранга. Плен 02.07.1941 г. под Слонимом. Офлаг XIII D (62), №3131. ЗК лицевая, оборот. Осужден, 10 лет ИТЛ. приказ,№135. | |
Просмотров: 1217 | Рейтинг: 0.0/0 |
Всего комментариев: 0 | |
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ
Cайт визуально адаптирован под браузер
Mozilla Firefox скачать/download
В остальных браузерах сайт может отображаться некорректно!
(IE, Opera, Google Chrome и др.)
Рекомендуется установить дополнение uBlock, добавить
В связи с изменением адресации ресурса ОБД-мемориал большинство ссылок не работают. Проводится работа по обновлению ссылок.
Mozilla Firefox скачать/download
В остальных браузерах сайт может отображаться некорректно!
(IE, Opera, Google Chrome и др.)
Рекомендуется установить дополнение uBlock, добавить
В связи с изменением адресации ресурса ОБД-мемориал большинство ссылок не работают. Проводится работа по обновлению ссылок.
Категории раздела
Друзья сайта
Песни сайта