Меня призвали со второго курса Ленинградского Кораблестроительного института в сентябре 1940 г. Двадцать пятого сентября я съездил к родителям в Армавир прощаться. Матери больше так никогда и не увидел. При расставании отец наставлял: служи честно, но не высовывайся. За чужую спину не прячься. На службу не напрашивайся, но от службы не отказывайся. Так ему в свое время говорил его отец. Дед служил «действующую» еще при Александре III. Мой отец в армию не попал, - помешала грыжа.
29 октября из Петроградского РВК нас в команде №385 отправили с улицы Скороходова на Витебский вокзал и далее эшелоном в Гродно. Меня сразу потряс и удручил довоенный и сразу после начала войны несусветный в армии бардак. Это вместо отлично отлаженной, наивысшей организации, как я предполагал. В учебной батарее орудий не было. На 120 солдат было 11 винтовок Мосина. С нами не знали что делать и по 8 часов гоняли шагистику на плацу. Все были студенты, десятиклассники, инженеры по 27-32 года, бухгалтеры и другие интеллигенты. Мы не понимали, зачем нас оторвали от работы и учебы.
С полуграмотными сержантами и старшинами и между собой у нас были отличные отношения. Ни дедовщины, ни землячеств. Сержанты были справедливы и человечны.
В марте 1941 г. меня московская комиссия в числе многих отобрала как знающего немецкий язык. Владевших финским, отправляли в Питер, румынским на юго-запад. Говоривших по-польски и по-немецки оставили в Гродно, но из артполка перевели в 942 отдельный батальон связи при штабе 3 армии. Там я сидел на радиоперехвате немецких станций и английских на немецком языке (10.06.1993 г.).
В 1.00 22 июня 1941 г. я отправил с мотоциклистом предупреждение Лондона, что этой ночью Гитлер нападет на СССР. Таких радиоперехватчиков были тысячи, и агенты докладывали, т.е. неожиданности ни тактической, ни стратегической не было никакой. Сталин напал бы безоговорочно, если бы Гитлера капитально потрепали бы на Западе. Совершенство немецкой военной машины на тот момент над РККА было подавляющим, и хотя бы сравниться с ним за две-три недели было невозможно. Это я понимаю, так как все видел сам и смотрел шире, так как слушал и Берлин и Лондон и кое-что слышал в разведотделе и Отделе политической пропаганды (ОПП) в штабе 3 армии, где бывал дважды в сутки.
Гитлер в первые минуты войны объявил, что начал превентивную войну против СССР. Перевод его речи уже в 4.20 ночи 22 июня я свез на мотоцикле в разведотдел и ОПП 3 армии.
Война. Ожесточенная бомбежка батальона связи, который квартировал на самом берегу Немана у моста. С первых секунд пять убитых на дворе казармы и уйма раненых. Об убитых родные не узнали. Я через два часа отправил открытку родным – не дошла. Поезда в тыл уже не отправлялись. Я с приемником, по довоенному расписанию, побежал в редакцию армейской газеты «Боевое Знамя», рядом со штабом Армии и в шести кварталах от моего батальона. По дороге много убитых и раненых, как военных, так и гражданских. Так что на войне не за один день пребывания, а за минуту должны давать права участника войны. Не ходячих раненых бросили в Гродно в госпиталях. 23-го город был уже взят.
Я не был в пехотной, артиллерийской или танковой части, а ездил и петлял в гигантской автоколонне, состоявшей из штаба 3 армии, редакции ее газеты и армейских батальонов: саперного, инженерного, связи, санитарного, автомобильного и т.п. Наш обс не только никаких легких, по веткам и калиткам, но и прочих линий связи не тянул и ни с дивизиями, ни с корпусами, ни с фронтом в Минске ни разу связи не имел. На третий день прилетел генерал-лейтенант Болдин, зам. Павлова. Я до сих пор удивляюсь, отчего не было радиосвязи. Ни из Минска, ни от нас. В батальоне были армейские радиостанции 11 AK. Ездили, да и то плохо, офицеры связи. Управления не было никакого.
Гродно эта махина оставила в ночь на 23-е июня. С рассвета до темноты беспрерывные авианалеты, ожесточенней всего на дорогах «работали» штурмовики. Прочесывали не только дороги, но и прилегающие леса. Всего лишь несколько дней потребовалось, чтобы колонна растаяла на две трети. Везде сгоревшая техника и масса трупов по дороге и во ржи, выросшей до пояса. По команде: «Воздух!» все бросали машины, отбегали от дороги и падали лицом вниз. Многие оставались лежать навечно. Родные о них тоже ничего не узнали. Я в этой каше был один из миллиона войск Зап.ОВО. Первую неделю мы провели со штабом 3 армии и двигались по маршруту Гродно–Скидель–Мосты. Там был бой. Отбили мост и побежали дальше. Лида–Дятлово. Наша радиомашина подчинялась ОПП штаба армии бригкомиссару Шулину и непосредственно батальонному комиссару (две шпалы) Копалову.

---

Шулин Федор Иванович 1906 г.р., Свердловская обл., г. Первоуральск. Начальник политотдела 3-й армии (02.08.38-15.09.41), начальник политотдела 356-й СД (14.10.41-08.01.42), военный комиссар 387-й СД (08.01.42-30.08.42). ссылка,№1. приказ.
Копалов Михаил Федорович приказ

---

Двигались по неорганизованным лестным просекам и тропам десятками тысяч. Вдруг, - дальше идти нельзя, впереди противник. Какой-нибудь волевой старлей, капитан или подполковник подчинит себе часть разрозненной массы и первым бросится на прорыв. За ним многотысячная толпа. Так девять раз бежал и я. Никакой рукопашной не было. Если немцы не успевали убежать, их просто растаптывали, хотя они и стреляли. Наши тоже стреляли. При таких рывках "на ура" мимо головы свистели пули. Двигались под непрерывными бомбежками. Отвечали из винтовок, ручных и счетверенных Максимов, пистолетов и винтовок неимоверно, но никого не сбивали. Тысячная колонна стремительно сокращалась. Наш черед пришел 30 июня или 1 июля под очередной бомбежкой. Мы, - это состав радиопропогандистской машины: сержант радиоинженер, командир, 27 лет, я и Дима Белавин – дикторы. Предполагалось, что немцы бросят фронт от наших уговоров! Уговаривать не пришлось ни разу. Шофером был Медведев, 35 лет, в мае призванный, до этого не служил. Машина уцелела, но пропал водитель. Никто другой управлять не умел. Похудевшая колонна штаба армии ушла, а мы машину боялись бросить и остались. Часа через три появился наш шофер, измотанный круглосуточным рулением. Заснул под бомбежкой и немного отлежался. Продолжили езду в «диких колоннах». Через два дня фрицы напали на наш обоз перед какой-то речкой. Мы бросили в кузов своей машины гранату и в темноте, по грудь в воде, держа винтовки над головами, унесли ноги. Далее пёхом: Новогудок-Слоним-Горододище-Барановичи-Мир-Столбцы-Минск!
Как я узнал из «Записок русского офицера» Глинки, которые прочел в 1990 г., я проделал путь Багратиона, метавшегося, и не в пример нам, вырвавшегося из кольца французов в 1812 г. Мы, дикие толпы, упрямо спешили в Минск в штаб Западного округа на переформирование и никто не знал: ни генералы, ни полковники, ни лейтенанты того, что 28 июня Минск был захвачен. Багратион, в свое время, без радио, самолетов и танков, а полагаясь только на конную разведку, успешно не попер на Минск, а обошел его южнее. На то он и Багратион, а не наши командующие - Кузнецов-командарм и комфронта Павлов.
Несмотря на 24 тыс. танков и десятки тысяч самолетов, Сталин был трус. Он понимал, после молниеносного захвата Западной Европы, всю мощь и отлаженность германской военной машины и мог ее сравнить с тем бардаком и хаосом, что выяснилось на Хасане, Халхинголе и в Финляндии. Везде горы трупов с минимальными успехами. Взаимодействие всех видов войск и оружия было совершенно не отработано. В первые месяцы войны даже новейшие танки и самолеты воевали без радиостанций. В отличие от немецких. Штаб 3 армии сразу же потерял связь с корпусами и штабом округа. Армейские радиостанции 11 АК не смогли связаться ни одного раза, ни с кем, хотя радиус их действия был 700 км. До Минска по прямой не более 400 км. Во многих танковых дивизиях на 5-10 машин было по одному экипажу, это подтверждают послевоенные мемуары.
Немцы сознательно гнали нас к Минску, не давая свернуть в сторону. Мы покорно шли, как нам говорили на переформировку. Не понимаю, почему за мои 23 дня не было ни одного нашего самолета и почему не было радиосвязи? Танки массово были без горючего и снарядов на третий день войны. Пушек было навалом, но без снарядов. Автомашин полно, но без бензина (08.09.1991, 31.03.1993, 10.06.1993).
За такое начало войны персонально отвечают Сталин, Тимошенко, Жуков, Мерецков, Шапошников. Я же был одним из многих миллионов честных, преданных рабов сталинской империи. Как рабы Александра I были верны ему, а не передались гениальному революционному полководцу, но французу. Мы же видели сами, что нам готовят рабство у Гитлера.
Из минского полевого под открытым небом на 160 тыс. пленных лагеря нас перебросили в лагерь 307, тоже под открытым небом, в 40 км западнее Бреста у местечка Белая Подляска, где я воткнулся переводчиком на кухню. На 120 тыс. человек было несколько десятков кухонь. В сентябре начали переводить уцелевших. Гибли тысячи в сутки от голода, ран, от простуды и прочих болезней. Как в аду блокады, так и дантовом аду 307 лагеря с июля 1941 г. по апрель 1942 г. в Белой Подляске и Демблине я видел горы трупов – 110-115 тыс. В том числе 300 своих ребят из артполка и батальона связи. На этом этапе спаслось всего шесть однополчан.
Мне надо благодарить трех солдат немцев из студентов, пытавшихся у кухонных навесов наводить санитарию. Я им ругал Сталина, а они мне Гитлера. Они меня пристроили в главный госпиталь 307 лагеря к советским врачам и перевезли в пассажирском вагоне в Демблинскую крепость, где из оставшихся в живых в октябре 100 тыс. к апрелю осталось 800 человек. В госпитале лагеря я находился до немецкого ветеринарного лазарета, из которого сбежал на марше в 1944 г. В лагере гибли без всяких душегубок от голода, скученности и свирепого тифа. Переболел и я, но сытый и при своих врачах. Главное же был некоторый иммунитет. Мать меня рожала в тифу. Сталин сознательно бросил своих пленных на уничтожение в отличие от Запада. Даже Гитлер своих пленных на Западе опекал.
Как меня в критический момент спасли три немецких солдата, так и я в свою очередь спас, пристроив с разрешения врачей, трех человек из артполка. Двое после войны встретились в Питере: липецкий холодильщик и металлург из Политеха. Троих из батальона связи так и не встретил, они были не из Ленинграда. Я ни секунды за плен не стыдился. В царской армии пленных не третировали. На параде в Вашингтоне шествие открывали 26 пленных Багдада во главе с подполковником. Среди них было несколько женщин.
С сентября 1941 г. и по июнь в медокружении и потом среди ветврачей и скрывающегося комсостава в немецком лазарете я распустил язык и клял Сталина, как мог, а собеседниками были коммунисты и очень ярые. После побега страшно боялся кого-нибудь из них встретить после войны. Никого не увидел кроме холодильщика. Он жил на Малой Посадской возле трамвайного парка Блохина и садился в трамвай у дома Ксешинской. Рядом было наше общежитие. Однажды утром мы встретились на одной площадке. Он меня радостно окликнул, а я в испуге отказался его признать. Он настаивать не стал и в общежитие не пошел, а подкараулил меня вечером у входа. Пришлось признаться и объяснить происшедшее испугом доносов за нахождение в плену. Николай повел меня домой. Его отец когда-то участвовал в кронштадтских событиях и по 58-й статье был на Беломорканале. Хохотали до-упаду по поводу моей выходки с не узнаванием. Николай мог сотни раз погибнуть. При ликвидации лагеря 307 его увезли в Норвегию. Оттуда он бежал в Швецию и после войны его «фильтровали» в Воркуте. Отец и мать не знали, как меня получше усадить и угостить. По окончании холодильного института он в Улан-Уде не попал. Не пустило МГБ и он 15 лет прожил в Перми (до 1967 г.). Было с кем поговорить. Работал главным инженером строящегося холодильника и затем на эксплуатации.
Я тебе посылал вырезку об английской армии. Их военнослужащим за годы пребывания в плену идет нормальное повышение званий, а денежное содержание даже увеличено за дискомфорт в плену.
Я боялся обвинений в самозванстве. Чтобы описать 23 дня в зоне непосредственных боевых действий сколько-нибудь внятно, последующие годы плена, побег и дальнейшую службу до демобилизации в Польше, Белоруссии и Восточной Пруссии надо не менее 5-6 тыс. страниц. Сие не по мне. Пока я все помню и это при мне до смерти. Таких судеб миллионы и никому это не интересно. Меня в этом не разубедить! Если буду в писучем ударе, то много короче опишу свое попадание на радиоперехват в штаб 3 армии и в ОПП и на свое положение в батальоне связи.
В зиму 1941-42 гг. много фрицев из охраны лагеря 307 и его обслуги передохло от сыпняка. Непрерывно заражались. Обреченные славяне при каждом удобном случае полными горстями бросали вшей на них. Эпидемия у них была повальная. Заболели и два врача немца (гуманные были), курировавшие лагерь и три моих студента спасителя. Они по три семестра кончили. Следили, чтобы обильно поливали хлоркой сортирные траншеи. Таково их было участие в Восточном походе в то время. Их увезли в немецкие лазареты, и больше я их не видел. У немцев был ничтожно малый иммунитет в отличие от русских, против сыпняка. Поэтому и дохли сверхактивно.
Фамилии и имена своих спасителей, славных ребят антигитлеровцев помню до сих пор. Один был из Судет, немного по-чешски говорил. Второй из Баварии с лыжного курорта Гармиш-Партенкирхен, сын владельца большой аптеки, а третий забыл откуда. Студенческую их роту из Мюнхинского университета в конце мая перебросили в Польшу. Сейчас можно бы было их поискать после краха КГБ и «мировой» революции. Найти Рольфа Оберлендера из Баварии, Иосифа Леша из Миса Судетской области. Место проживания Артура Хейнца забыл (01.06.1993, 05.06.1993).
Я подробно излагал тебе условия побега. Красная армия немцев и меня с ними от Люблина в июле 1944 г. Довод побега на восток был таков. Наши гнались по пятам и немцы могли нас 100 человек резануть пулеметом. У себя можно было схлопотать минимум 5 лет. Давали и по 25 за сам факт пребывания в плену. Если бы где-либо в Германии дожил до 9-го мая, то, как оказалось в последствии, англо-американцы 99% советских пленных выдали Сталину, а также и своих соратников генералов Краснова, Шкуро. Моего отца в Австрии англичане передали советам, а те их везли 1,5 месяца в забитых вагонах. Один раз в 2-3 дня пути кормили и через Румынию отправили в Пермскую область в Кизиловский угольный бассейн, привезли полутруп. Семь недель от дистрофии в стационаре отходил. Затем по отсутствию каких-либо партийных и советских кадров сделали юристконсультом треста «Сталинуголь» и его ОРСа.
Толстый Слава (мой однокурсник по 1939 г.) из Гамбурга был передан нашим. Его везли в Кемерово через Лугу, где он сбежал из эшелона и пешком дошел до Питера на площадь Тургенева. К тому времени его отец с ЦКБ-32 вернулся из Казани. Так, если бы нас фрицы не уничтожили по пути, то англо-американцы передали Сталину за будущее участие того против японцев. Советы меня бы в ЛКИ не повезли.
Мои приятные надежды через день-два быть в Красной Армии лопнули. Фронт на Висле встал на шесть месяцев и до 17 января 1945 г. пришлось быть в польском подполье, в немецком тылу. Далее мне удалось попасть в запасную часть в Восточную Пруссию, где я провел остаток войны в необременительном служении и сельхозработах осенью. В конце года победы, как бывший студент, был демобилизован и 5 декабря получил литер в Питер, сильно при этом рискуя. Сперва думал забиться на Таймыр или Игарку, но все же сыграл ва-банк, зная, что родители того… Их из Армавира занесло аж в Австрию. Квартирная хозяйка написала в часть так, что я понял – домой хода нет. Кроме того, решая в июле 1944 г. на восток, хотел увидеть родных теток, кузин и в глубине души надеялся вернуться в ЛКИ. Там Спецотдел в день прибытия не разобрался и я остался. Все сошло благополучно, и ретроспективно разбираясь уже сейчас, можно отметить, что в июле 1944 г. я поступил наилучшим образом (31.03.1993).

---

Далее необходимы некоторые пояснения. Сразу после войны о ней все хотели забыть. Лет через 15-20 руководство сообразило, что надо воспитывать новое поколение в духе патриотизма. Стали организовывать союзы ветеранов, учреждать памятные медали и знаки. 30 лет победы в 1975 г. решили отметить с большой помпой. Решено было как-то выделить участников той исторической эпохи. Таковыми признавались, лица, пробывшие в частях действующей армии хотя бы сутки. При этом руководствовались наличием медали «За победу над Германией» и военным билетом. Опознанным выдавали временные удостоверения и очередную медаль. По месту работы или жительства ветерану вручали подарок в пределах стоимости в 30 руб. Эта операция заметно прочистила прилавки от залежавшегося ширпотреба. Кроме того, участники ВОВ получили ряд льгот. Это соблазнило многих объявить себя ветеранами, не имея к тому достаточных оснований. В 1980 г. произвели перерегистрацию «вовиков», как их стали именовать остряки. Были составлены списки частей действующей армии и разосланы по облвоенкоматам. Руководствуясь ими райвоенкоматы выдавали постоянные удостоверения. Кое-кто этих документов не получил. В эти списки «забыли» включить части разгромленные в начале войны. В этом случае военкомат посылал запрос в Центральный архив МО о существовании таких частей и через несколько месяцев получал подтверждение или отказ в нем. По этим подтверждениям тоже давали удостоверения.
В случае Георгия Степановича «старуха-сталинистка» из РВК, получив бумажку о присутствии 942 обс на театре военных действий, спрятала его под сукно, а ему изустно сообщила, что списки личного состава части не сохранились и посему, - извините… Время, хотя уже было «вегетарианское», но все же… Андропов бдил. Отдельно изловленных предателей сажали, а не годных к последующему каторжному труду, пристреливали. Наш герой настаивать не стал и выше не пошел. Я ему советовал: сходи в КГБ. Там подтвердят, что ты в плен попал из действующей части. Куда там! Он этот эпизод своей биографии от «общественности» держал в строгой тайне и начал «качать права» только в феврале 1992 г. (Шувалов О.В.).

---

Мое участие в войне могли подтвердить сослуживцы. Помню Диму Белавина – ровесника. В одном эшелоне ехали в Гродно. И Диму Баньковского инженера из Ленинграда, 27 лет, дослуживал второй год. Были в одном отделении. В Минске, в свалке пленных нас разогнали. Белавина году в 50-ом случайно встретил. Он кончил металлургический факультет «Политеха», был женат и жил в районе Разъезжих улиц. У него были две комнаты, был ребенок. Раз посетил его. Он мечтал об аспирантуре, но понимал нереальность мечты. Другой Дима никогда не повстречался.
Если нет списков, то грош цена моим свидетельствам о Белавине и его свидетельствам обо мне. В лицо смутно помню командира обс капитана. Он имел медаль «XX лет РККА», политрука роты и одного ст. лейтенанта. Это дело «дохлое», хотя и жалко. Участникам обещают пенсии в 160 руб. Я сам читал ответ из Архива МО. Он записан в моем военном билете, где сказано, что списков личного состава не сохранилось (15.12.1984).
Решили участники-ветераны сфотографироваться коллективно, и один из них сказал, что "липовых" ветеранов звать не надо. Сказал в надежде, что я услышу. Я услыхал и молча ушел. На всех допросах и спецпроверках с момента воссоединения с Красной Армией, под Варшавой и позже, меня никто не унижал и не корил за плен, а лишь сочувствовали, даже на допросах. На службе после армии меня окружали воспитанные и тактичные люди, и кто хоть что-либо знал о моей одиссее, этой темы избегал. Вот нарвался!
Меня хоть и чествовали 8 мая без дискриминации и медаль «40 лет» дали, но мое фото с доски участников ВОВ после 9-го сняли, так как ветеранского нет. Пресс-конференцию, я устроить не могу, разъясняя всем, почему через 36 лет в 1981 году перестал быть участником ВОВ. Я и в 1946 году не набивался, а медаль «За Победу» - дали (15.10.1985).
Пленных никогда не реабилитируют, если даже части, начавшие войну, вычеркнули из списка действующих. Если военно-морских курсантов, нынешних каперангов и адмиралов по месяцу и более участвовавших в походах боевых кораблей, не делают ветеранами. Лучше не ворошить. Тем более, пленные теперь старые «пердуны» и в пенсиях не ущемлены. Я хоть и не меркантилист, но жаль, что много потерял на льготах с подоходным налогом за пять лет работы. Теперь практически терять уже нечего. Может быть, через 100 лет общественное мнение даст ответ? (29.08.1987).
Как я и предполагал, все разговоры о реабилитации пропавших без вести и военнопленных глухо прекратились. Теперь после «дела Ельцина» Московские новости и статистику бы не привели о количестве советских военнопленных.
Наконец написал из Липецка холодильщик. Его полка тоже не было в списках. Военкомат запрашивал архив. Ответили, полк был, воевал и в конце июня перестал существовать. На этой основе военкомат дал удостоверение и орден ВОВ. Мне же архив ответил, что списков личного состава не сохранилось, и ничего не дали (08.04.1988).
Десять лет тому назад «сталинистка-стерва» из военкомата не посмела уничтожить моего дела. Несколько перефразировав не в мою пользу ответ архива, внесла в мой военный билет, который я потребовал вернуть. Ходил за ним в марте 1982 г. Ответ из центра пришел через семь месяцев. Я пришел "качать права" 13.02.1992 г. Иначе буду писать в Министерство обороны и газету, так как 10 лет не могу добиться ответа ни "да", ни "нет" от РВК. Начальник 4-го отдела подполковник и девица начали искать мое дело. Нашли, и подполковник удивился, что мне до сих пор не дали удостоверения. «Сталинистку» в 1991 году выгнали. Она никакого хода моему делу не дала. За 10 лет все офицеры в РВК многократно поменялись. Нынешние извинились за своих предшественников и 22 февраля, как подарок к моему семидесятилетию, мне выдали Удостоверение и рулон талонов на проезд. (12.03.1992, 15.03.1992).